"Алан Кубатиев. Цитата из Гумбольдта" - читать интересную книгу автора

теле в бутылочке из-под виски "Уайлд Терки", дали в сумме почти триста
пятьдесят.
Кутька почти всегда первая кидалась, потому что была наблюдательная, а
Фыра уже просто за ней, чтобы девку не откинули, ведь легкая, как китайский
килограмм, и хватал чего она надыбала. Зато у него была айда от Содружества
Социально Не-Защищенных, то есть официальная "карта на право проживания в
местах первичного накопления и утилизации отходов городского цикла, а также
участие в первичных дотехнологических операциях". А у Кутьки не было, потому
что она даже не могла объяснить, откуда взялась. Имя тоже не знала.
Смеялась, как дура, и ковыряла ногой. Но была очень зоркая; ни один патруль
их так и не накрыл. А если с Посредниками, так прямо с ума сходила. Она их
просто задницей чуяла, и куда они не пойдут, тоже. Вот и косметичку она
узрела - ну Кутька, и все тут.
Косметичка-то драная только сверху, а пластиковый чехол внутри
целехонек, и лежал в нем тюбик крема "Мертвое море", надкушенный индийский
презерватив, стосомовая банкнота и толстенная мужская авторучка-сканнер
"Уотерманн". Хозяйка явно извращенка была. Или хозяин.
Крем Фыра отдал Кутьке в премию за бдительность. Когда
Махмуд-шашлычник, мужик в общем-то вопливый и жадный, за авторучку без звука
положил из ларька своего брата два батона колбасы, ну разве чуть слизистой
сверху, две банки непросроченных рыбных консервов, три бутылки самой дешевой
из безопасных водок и семь засохших чуреков, а потом вдруг, расщедрившись,
отрубил еще и слипшейся чимкентской карамели, то Фыра от счастья сунул
Кутьке сотнягу, но потом, спохватившись, забрал.
Такой удачи не катило уже почти полгода, с тех пор, как Фыра нашел
телефон с плейером; целую неделю, пока не седа батарейка, смотрели кино и
музыку слушали... Можно с этим дня на три соскочить и ходить на помойку
только ночевать. Душа, давно примолкшая, тут же заголосила по празднику, и
Фыра отправился туда, где праздник всегда получался. Индийский презерватив
потерялся в дороге. Ну и хрен с ним.
Генрих Августович был дома и сидел, глядя в экран цветного телевизора.
Телевизор был цветной, марки "Рубин", потому что его делали именно цветным,
а не как сейчас. Радиоприемник "Латвия" с проигрывателем он "слушал" даже
чаще, чем "смотрел" телевизор, хотя радиоприемник и проигрыватель тоже не
работали. Именно поэтому Генрих Августович "смотрел" их и "слушал". Они
навевали ему какие-то мысли, особенно телевизор.
Жил он в большой комнате на третьем этаже заводоуправления бывшего
завода подъемно-спусковых механизмов. Кроме именно цветного телевизора и
радиоприемника с проигрывателем, роскоши никакой не было. Только целые
стекла в окне, ящик из-под "Sony" и большое пальто в углу. В нем Генрих
Августович спал, защищался от холодов зимой и осенью, но случалось, нашивал
его и летом, когда стирал прочую одежонку - смены не заводил, как истинный
мудрец, все, что имел, таскал на себе.
Фыра, хотя и не вслух, Генриха Августовича жалел, потому что у него
самого одежды было много; один исландский пуховик, чего стоил. Правда пух в
нем от времени собрался кучей в полах, но Кутька придумала его перед
выходами на улицу переворачивать вверх ногами и аккуратно взбалтывать,
отчего пух переползал на спину и плечи и ссыпался обратно вниз только к
вечеру. Кутьку Фыра тоже одевал справно, пусть не все по размеру. А шляпы,
которые она любила до трясучки, Кутька воровала сама, он не спрашивал где.