"Алан Кубатиев. Цитата из Гумбольдта" - читать интересную книгу автора

участвует в этом гигантском содрогании, как малейшее изменение этой частицы
меняет ритм и цвет зазвездной дрожи. Он понимал, что эта дрожь одну за
другой расшатывает все мириады связей мира, истончая их до полной утраты, и
что рано или поздно разорвется последняя, и почти догадывался, что
возбуждает это сотрясение мира.
Но сейчас маска давала сказочной полноты созвучие всему. Все, что было
в этом мире, он мог найти и распознать. Только на этот раз было намного
труднее - он должен был отыскать врага. Того, кто мог заставить его умереть
в этом комке тяжелой слизи, обернув ее могущество против слившегося с ней.
Козленок выманивал на себя тигра.
Хуже всего, что майор даже не знал толком, кого они ищут - человека,
монстра, переродившегося Посредника, Арендатора-дезертира, так сказать,
Люцифера, сумасшедшего ученого, мутировавшего Микки-Мауса или воскресшего
Вацлава Нижинского. Может быть, животное мужского пола, которое педантичный
Дэвид назвал "он" вместо грамматически верного "оно".
Все, что Дэвид успел скачать через спутник, спустя сорок секунд
разбитый в космосе, а потом испарившийся в атмосфере, и что удалось
восстановить, выглядело так: "...Элгона. Он остановил мою трансформацию и
заморозил Посред... Остановка вр... Галлюцинация и... Посы.."
Аналитики Движения разобрали эти семьдесят восемь знаков на атомы, но
единственное, что было здесь достоверно, - это название мертвого
африканского вулкана на границе Кении и Танзании. Еще удалось установить тот
сектор, из которого ушел мессидж; в нем было двести двадцать квадратных
километров.
Маллесон плыл и плыл в исполинских вихрях красок, названия которых в
человеческом языке не могло быть, изо всех сил сдерживая свою способность
противиться этой дряни, чувствуя, как она растворяет его в себе, квант за
квантом, луч за лучом пересотворяя его неведомо во что, но только не в
человека, отыгрываясь за все прежние поражения. Майор равнодушно помнил, что
если в следующие восемьдесят секунд ничего не изменится, то он навсегда
станет языком этого всепламени, и с каждой секундой эта мысль волновала его
все меньше и меньше... Камау убьет его. А может быть, уже убил - никто не
знает, помнят ли о смерти, когда покров земного чувства снят...
Выработанный годами рефлекс помогал отсчитывать убавляющиеся мгновения.
Перед Капутиром, на самом краю лавовых полей, где спрятаться было просто
негде, он вдруг почуял, что маску надо надеть. Она уже успела прорасти,
когда Маллесон понял, что над ними барражирует патруль АП с двумя
Посредниками, и маска пытается установить с ними связь, и они уже почти
нащупали ее, и тогда он нашел ложбину, куда загнал животных и людей и накрыл
их "хамелеонами", и под экранами уже, сочась кровью, сдирал с себя
корчащуюся, сопротивляющуюся маску. Тогда она проросла мучительно глубоко,
но сейчас уходила еще глубже, ему казалось, он чувствует, как она въедается
в мозг, двадцать секунд, пятнадцать, десять, семь, три.
Камау давно смотрел не в бинокль. Всякий раз, когда этот странный белый
затевал игру с прозрачной смертью, запертой в ящике, охотник следил за ним,
держа наготове "ремингтон", а на случай, если не повезет, то китайскую
"шоулюдань", ручную гранату оборонительного типа. Он видел каждое движение,
каждую судорогу каждой мышцы, но все равно пропустил миг, когда рука
Маллесона метнулась к лицу и полоснула по медузообразной слизи факелом
полевой зажигалки, выведенной на максимум. Желто-синим палящим языком он