"Алан Кубатиев. Цитата из Гумбольдта" - читать интересную книгу автора

Вот и сейчас Маллесон дождался, пока охотник ляжет и приникнет к
мощному биноклю, а потом отошел назад и достал из рюкзака черный футляр с
оранжевым иероглифом на крышке. Иероглиф был мертв. Азиаты, захватившие
несколько таких штук где-то у себя на Тянь-Шане, придумали, как убивать их,
потому что по живому иероглифу Арендаторы немедленно отслеживали тех, кто
распоряжался их вещами. Но маска работала. Он несколько раз пользовался ею в
дороге, и она помогла им избежать двух засад, обширного прочесывания и
нескольких случайных встреч, несмотря на то, что в здешней АП работали
бывшие рейнджеры и егеря заповедников, знавшие страну и умевшие читать следы
получше Камау. Посредников она засекала мгновенно и пыталась немедленно с
ними связаться, но Маллесон уже умел это останавливать. Парень из Азии,
Нурлаи, на секретной базе Движения учивший его работать с маской и еще
кое-какими штуками, был поражен, догадавшись, как легко Айвэн входит в
нужные режимы и подавляет функции порабощения носителя. Зачем было говорить
ему, что помогает Маллесону...
Солнце клонилось к закату, но было еще жарко. Отстегнув флягу, Маллесон
вылил на ладонь немного воды и бережно протер затылок и лицо, особенно
тщательно промыв веки и ноздри.
Камау молча осматривал ближние склоны Элгона и все удобные расселины и
полки, по по его напрягшейся под просоленной камуфляжной курткой спине майор
видел, что стрелок едва сдерживает себя. У Маллесона не было уверенности в
том, что Камау не грохнет его, когда он в очередной раз достанет маску,
просто от отвращения, но другого выхода не было.
Прополоскав рот, майор вытянул из ножен тесак. Желто-синий огонек
зажигалки долго облизывал острие клинка, потом еще пару минут Маллесон ждал,
пока металл остынет, и только затем аккуратно, стараясь не зацепить веточку
тройничного нерва, погрузил кончик тесака в ямку под скулой, рядом с семью
зажившими отметинами, а потом двумя неглубокими уколами надсек бритый
затылок. Теплые капли покатились по коже, и Маллесон, несколькими глубокими
вдохами провентилировав легкие, открыл футляр, быстро налепил студенистый
пласт на лицо, виски, темя и дотянул скользкие края до самого затылка, чтобы
накрыть зрительные бугры. Квазиживая дрянь мгновенно почувствовала кровь, и
майор ощутил, как крошечные волокна поспешно собирают ее с кожи и, вибрируя,
словно от жадности, прорастают в ранки. В который раз мелькнула мысль: как
сами Арендаторы задействуют эту штуку, но так же быстро погасла - пусть этим
мучаются умники из научной группы. Его дело успеть выжать из нее все и не
поддаться.
Отростки торопливо ползли в уши, носовые ходы, под веки, очевидно,
каким-то образом убирая боль, потому что майор ничего не чувствовал. Мир,
увиденный не глазами, был завораживающе странен. И ни ангелы неба, ни духи
земли не могли бы помочь описать его словами. Состояние, возникающее, когда
маска оживала и проникала в него... Когда бы не память об Идзуми и не
ненависть, ненависть, ненависть, не угасавшая никогда, он остался бы там.
Маллесон знал, что увидит ритмичное мерцание невиданных цветов,
охватывающее весь мир и уходящее за звезда, тянущееся издалека, от
побережья, от Момбасы, где была одна из самых огромных Баз африканского
континента, и до Момбасы невыносимо ярко, тысячами молодых вулканов,
тэлыхали азиатские Базы Индии, Китая, России, а с запада накатывалась
Великая Американская Дрожь. Оно войдет в него, и Маллесон станет им и
одновременно его частью и почувствует, как самая крохотная песчинка мира