"Сигизмунд Доминикович Кржижановский. Штемпель: Москва (Очерк)" - читать интересную книгу автора

отороченные, поднятые в лазурь главки - и опять огромный, навалившийся на
церковку, лоснящийся свежей краской огромный домина. Москва - это свалка
никак, ни логически, ни перспективно, не связанных строительных ансамблей,
домищ, домов и домиков, от подвала по самые кровли набитых никак не
связанными учреждениями, квартирами, людьми, живущими врозь, вперебой, мимо
друг друга, но разделенных лишь тонкими стенками, подчас фанерой, не
доходящей даже до потолка. В Москве люди и то, что около людей, близки друг
другу не потому, что близки, а потому, что рядом, тут, по соседству, то
есть, говоря языком Джемсов и Бэнов, "по смежности". Тут, в московском
круговороте, сходятся, иной раз сдружаются не потому, что сходны, а потому,
что бульварные скамьи не одноместны, а сиденья пролеток парные. В
восьмистах переулках этого города-путаницы есть Путинковский переулок (не
от него ли и пошло?), у начала его крохотная, под белой краской, церковь
Рождества Богородицы в Путинках (искажение древнего - в паутинках или в
путанках). Строена церквушка в три стройки; из трех "рядом" сделана: храм к
храму, еще храм и к нему еще. После сотни лет раздумья к третьему храму
неожиданно пристроена трапезная.
Ассоциация по смежности строила, еще в XVII веке, сельцо Измайловское
(подмосковная); ею же слеплено Коломенское, как лепится птичье гнездовье,
без плана, по строительному инстинкту: хоромы к хоромам, без логического
связыванья, по принципу элементарной смежности. Древняя "проспектива",
сделанная в XVIII веке тогдашним живописцем Зубовым, дающая утраченные
звенья старой царской подмосковной, совершенно неожиданна для правильного
архитектурного мышления: в воссоздании Измайловского, также и Коломенского,
от которых сейчас только разрозненные куски, признак объединяющего сходства
совершенно бесполезен и бессилен. И мне думается, что все эти давно
изгнившие деревянные срубы, клети, подклети, угловатые четверики и
восьмерики, громоздившиеся друг на друга, кое-как сцементированные либо
просто сколоченные из бревен и теса, хотя и не умели дать города во всем
его массиве и масштабе, как это делало западное зодчество, но сущность
города, который извне всегда беспорядочен, соединяет логически несоединимое
на одной малой квадратуре, они выражали крепче и безоговорочнее. Все эти
Смирные, Петушки, Потаповы, Постники - не имели нужного материала и должной
техники, но имели правильное представление о "градостроительстве", умели
правильно мыслить город.
Две самых коротких улицы в Москве - Ленивка и Петровские линии.
Ленивка - всего три-четыре кое-как, враскос составленных дома - коротка
потому, что ей лень быть длиннее. Петровские линии состоялись лишь в виде
одной куцей прямой, оказались бессильными и короткими потому, что, несмотря
на приказы Петра I о стройке "по линее", "линея" сразу же запуталась в
клубке переулков, слепых тупичков, переходов и извивов и далее ста шагов не
пошла. Московское переулочье быстро расправилось с "линеей". Оно же,
несуразное, противоречивое, ведущее вправо с тем, чтобы тотчас же заставить
свернуть влево, спутало и мои мысли в те первые недели московского
новоселья, когда я, оттоптав две пары башмачных подметок, не мог все же
дотоптаться до элементарнейшей мысли: если я не умею распутать московские
узлы, то потому ли это, что они туго связаны, или потому, что пальцы у меня
слабоваты? Надо было укрепить пальцы, сделать их хватче и цепче, за это я и
принялся методически.