"Сигизмунд Доминикович Кржижановский. Квадрат Пегаса" - читать интересную книгу автора

Жизнь роняла дни, как дождь по осени капли.
В Здесевске и впрямь настала липкая, осклизлая осень. Таков уж круг:
сначала пахучая сирень, белоцвет вишенья; потом падающие долу лепестки
перераспустившихся роз; потом холодные хризантемы; а после и безлистье -
обнаженные стебли да желтая путаница ветром скомканных трав. Палисадники у
домов отцвели, стали скучными и глупыми квадратами: неизвестно, к чему.
Облетело заодно и юное счастьице. И человек стал никнуть, увядать от дня к
дню: в душе бесцветье, безлучье; душа, как глупый квадрат палисадника:
неизвестно, к чему.
Ключ в дверце книжного шкафа сначала щелкал часто, потом реже и реже,
точно разучившись выщелкивать свое куцее коленце. Тетрадки с короткими
неряшливыми строчками сначала лежали на столе; потом - в верхнем ящике
стола; потом - в среднем; потом легли на дно нижнего, под старые конторские
книги и бумажный хлам.

V. Приобрел

В .доме по Дегтярному переулку № 6-А была одна угловая, не любимая
Надеждой Васильевной комната. Действительно, уж в больно несуразный квадрат
растянули ее неправильные, туда-сюда уползающие углы. Под столовую не
годилась. Кроватей не поставить никак - значит, и не спальня. И пошла
четырехуглая несуразица человеку "подобием кабинета". Он любил эту
комнатушку: напоминала что-то давнее и милое. Однажды в зимнюю ночь,
отшагав по скрипучим половицам верст семь, человек сел у окна, прижав
подбородок к подоконнику. И тотчас же на доске подоконника, взяв голову в
круг, уселись маленькие серые злыдни. Пошептали.
- Квартира-то тесновата,- пискнул один.
- Дети растут,- подшепнул другой злыдень.
Человек слушал не подымая головы. Тогда, осмелев, одна из нежитей,
уцепившись шершавыми лапками за мочку и край левого уха человека, сунула
серую головку внутрь ушной раковины: "Помни про черный день..."
И злыдни, смыкая круг, зашелестели тихими эхами: помни про черный
день. Внутри стенных часов зубцы, цепляясь за зубцы, с натугой тянули на
длинной медной цепи - секунды и еще секунды,- и, когда человек поднял
голову, злыдней не было: зимний зябкий брезг - мокрым сине-серым лицом к
стеклу.
В дверь постучали:
- Вставай, пора на службу.

Человек - из творца и твари. И "не я" и "я". Порывшись в нижних ящиках
стола Ивана Ивановича (пришло время узнать, что человека звали
всего-навсего так), наверно, можно было еще отыскать где-нибудь на тронутых
желтизною разрозненных листках слабые проступи творца. Нужна ли творцу
вещь? Но тварь руками и мыслью - к вещи. Вот почему, что-то подсчитав,
пересчитав и отщелкав на желтых и черных костяшках, потолкавшихся внутри
деревянного квадрата, Иван Иванович решился, наконец, приобрести.
За городской чертой зеленел травами и чертополохами пустырь: Мушьи
Сяжки. Здесь Иван Иванович приобрел участок и стал строиться.
В будние дни на Мушьих Сяжках стучали топоры и визжали пилы, а по