"Сигизмунд Доминикович Кржижановский. Квадрат Пегаса" - читать интересную книгу автора

- Пора домой. Сыро.
- Сейчас. А я вот иногда думаю: в небе звезды и в книгах черные
звездочки. По книжным звездочкам отыскивают примечание, внизу, под текстом.
А по синим? Может быть, каждый из нас будет отыскан по его звезде...
- Домой пора. Поздно.
- Идем, идем, мое маленькое примечаньице.
Повернули назад. Шли меж задвинутых болтами ставен.
- А вдруг, Наденька, там в домах все умерли? Давно умерли. И мы с
тобой, еще живые, среди трупов? А?
Прижались плечом к плечу: так правда притворялась фантазмом.
Сидя на мокрых скрипучих мостках, задрав в выси голову, дворовый пес
печально лаял о чем-то дальнему звездному Псу.
Неделю спустя в дом № 6-А по Дегтярному переулку, под личным
наблюдением Наденькиной матери, был внесен, тщательно собран - свинчен и
поставлен на четыре лакированных ноги - огромный и сложный инструмент:
двуспальная кровать. Лица у людей свинчивающих - ставящих - наблюдавших
были серьезны; даже значительны. Еще неделю спустя человек и Надежда трижды
обошли вокруг аналоя, точно трижды пробуя сомкнуть какую-то упорно не
смыкавшуюся орбиту. Затем у них были отняты овитые серебром горящие свечи:
свечи потушили и спрятали в ящик.

III. Седла

Запоздравляли. Делалось это так: приходили люди, хватали рукою руку и,
улыбаясь, просили показать "гнездышко". Походив по всем комнатам, перещупав
все глазами, расходились по своим собственным примятым и полурастасканным
гнездам. После чего хотелось вытереть все вещи чистой тряпочкой. Так на
здесевском гнездовьи - одним гнездом прибыло.
По пословице, "первый месяц - медовый, второй - полынный".
Началось это в первых числах полынного месяца. Уже упоминалось, что
Наденька не любила частых рацей о вселенной. Теперь вселенную сменили,-
сначала кузина Марья Ильинична, потом горничная Глаша и, наконец,
краснорожая кухарка Лукерья. Оползни дней; размолвка - примирение - ссора -
полупримирение. Обозначился даже ритм в смене холодов и тепл. При
примирениях обыкновенно теплые мягкие руки смыкались вкруг шеи человека -
нежно, но властно. Жизнь будто затиснуло в глухие ставни, в тесную обступь
вещей.
"Нельзя так",- решил он. Но ночью опять гибкие руки, точно тесьмы,
легли на плечи и грудь, стянулись - мягко, но властно,- и "нельзя"
замолчало.
Утром, толкая дверь присутствия, человек был остановлен криком: "Ну,
ты!" Оглянувшись, он увидал лошадь, впряженную в телегу. Синий пар стоял
вокруг ее неровно ходивших боков. Возчик, привалившись всем телом к
драному, в клочья истертому боку клячи, затягивал ремень подпруги мягко, но
властно - тесьма вдавливалась в тело.
Что-то будто резнуло человека по глазам.
"Вздор",- отмахнулся он и вошел в полураскрытую ожидавшую его дверь
присутствия. Створы ее автоматически - мягко и беззвучно - захлопнулись.

IV. Отцвел