"Сигизмунд Доминикович Кржижановский. Воспоминания о будущем (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Ихя, тонконогий и безгрудый отрок, с лицом человека, которому не жить. Ихя
сидел обычно сгорбившись на своей кровати, зрачками в себя, с желтыми
костяшками рук вкруг колена; синие веки его дергались, как мерцательная
перепонка птицы, а сквозь тонкое оттопыренное ухо, если сощуриться, можно
было различить зеленый контур лампы.
Гимназисты иной раз пробовали подразнить Тапчана:
- Ихя, а скоро тебя повезут на халабуде на кладбище?
- Напиши маме в Гомель, Ихя, чтобы прислала тебе талес.
Но Ихя молчал, и только птичьи перепонки его дергались, а к острым
скулам скатывались красные кляксы румянца. Макс Штерер, чаще других
останавливавший свое внимание на Ихе, не глумился, но и не сострадал, он
просто наблюдал и думал о процессе распада, обгоняющем процесс
восстановления; это была задача на разность скоростей, аналогичная
арифметической задаче о курьерском поезде, нагоняющем товарный. Надо было,
соответственно усложнив условие, решить и, проверив ответ, перевернуть
страницу задачника дальше. Уму исследователя времени хилый еврейский
мальчик из Гомеля представлялся, вероятно, сосудом, дающим высокую утечку
времени, быстро падающего к дну, механизмом с нарушенным статусом
регулятора, чрезмерно быстро освобождающим завод спирали. В прерывистом,
расклиненном паузами звонком кашле Ихи Штерер научился различать смену
своеобразных интонаций: казалось, больной беседует с кем-то короткими
придыхательными, из одних шипящих и гортанных, словами и, выждав ему лишь
слышимую реплику, отвечает приступом новых - из присвистов и хрипов -
протестующих слов. И, вслушиваясь в эту беседу, наблюдатель иногда - так
ему казалось - угадывал второго собеседника: ведь именем его полнились все
его мысли.
По воскресеньям с утра пансионеры разбредались, дортуар пустел,
оставалось только двое: Ихя сидел, сгорбившись, на своей постели, а из-под
постели Штерера, позвякивая стеклом и металлом, выползал ящик-лаборатория.
Один, щуря птичьи пленки, наблюдал в себе ширящуюся смерть. Другой, над
путаницей проводов, системой контактов и переключений, стеклянными горлами
реторт и прыгающей с атома на атом цифрой, грезил о капкане, в который
будет изловлено время. Они никогда друг с другом не переговаривались. И
только раз, почувствовав, что можно, Ихя робко спросил:
- Вы никогда не гуляете?
- Мне нет никакого дела до пространства, - отрезал Штерер и снова
наклонился над своим ящиком.
- Я так и догадался,- качнул головой Ихя и ждал.
- Люди передвигаются в пространстве. От любых точек к любым. .Надо,
чтобы и сквозь время: от любой точки к любой. И это будет, я тебе скажу,
прогулка!
Ихя восторженно улыбнулся: да-да, это будет прогулка, каких не бывало!
И закашлял в платок. Макс, складывая толчки кашля в безбуквые, но
внятные ему слова, слышал: "Иди и дойди ты, а мне - мне конец, и все".
Он было сделал шаг к встопорщившимся острым лопаткам Тапчана и вытянул
руку. Но в это время в передней зазвучали голоеа. Ящик-лаборатория быстро
пополз под кровать.
Прошла неделя-другая. Как-то в сумерки, подойдя к своей кровати,
Штерер увидел поверх подушки прямоугольник книги. Он зажег свет - на желтой
обложке стояло: "Машина времени". По хитрой улыбке Ихи легко было