"Сигизмунд Доминикович Кржижановский. Воспоминания о будущем (Повесть)" - читать интересную книгу автора

отмечает образ круга, которым и впоследствии, в отличие от символизирующей
обычно время прямой, пользовался изобретатель при осуществлении своего
плана. Первые два-три года учения отец и сын регулярно встречались и
прощались в начале и в конце каникул. С каждым приездом сын делался длиннее
и худее; рукава и брюки еле поспевали за его ростом; даже волосы, прежде
светлыми прядями опадавшие к плечам, теперь, сколько их ни стригли,
топорщащимся ежом вытягивались кверху. Но подошедший вскоре 1905-й надолго
разлучил Штереров. Сперва отец, опасавшийся аграрных беспорядков, просил
сына повременить с приездом, затем и сын, ссылаясь на какую-то свою работу,
отдалил встречу. Таинственная "работа" поглотила и следующие очередные
каникулы. Отец прислал было телеграмму и деньги на выезд, но в ответ на
телеграмму - телеграмма: "Время отнято временем. Не жди", а деньги
немедленно превратились в книги и реактивы. Под кроватью пансионера
Максимилиана Штерера, к ужасу хозяйки и любопытству товарищей, давно уже
завелась импровизированная физико-химическая лаборатория. Владелец ее
ревниво оберегал свой ящик с колбами, приборами по электростатике и прочей
ученой утварью. Летом он уносил свои запаянные трубки, склянки с реактивами
и спиртовую горелку в угол двора, за сарай; зимой работал лишь по
праздникам и воскресеньям, стараясь использовать отсутствие товарищей по
пансиону. Занятый своими мыслями, ученик четвертого класса Штерер не мог
уделять много времени приготовлению уроков. Среди учителей и сверстников он
слыл лентяем и среднеодаренным. Впрочем, бывали случаи, несколько
спутывающие сложившееся мнение: так, однажды, вызванный вместе с двумя
другими к доске, когда на ее отчерченной мелом трети не хватило места для
геометрических знаков, решавших чертеж,- Штерер, обозлившись, вдруг снял
губкой длинную черту равенства и несколькими ударами мелом дал решение
задачи методом аналитической геометрии; учитель физики, преподававший
пятиклассникам капиллярность и батавские слезки вперемежку с мировыми
законами Ньютона, несколько побаивался одного из своих учеников,
обнаруживавшего неприятную осведомленность в области новейших открытий.
Впрочем, Макс, не обращавший ни малейшего внимания на пятерки, которыми
пытались от него отмахнуться, не прочь был при случае даже помочь учителю в
расширении кругозора: однажды он вручил учителю математики немецкий мемуар
об эллиптических функциях; учитель, вероятно, ничего бы не понял, даже если
бы понимал по-немецки; через неделю он возвратил книгу, с поощряющим
снисхождением похлопал ученика по плечу и, взмахнув фалдами, скрылся в
учительскую. Пятикласснику Штереру, придумавшему в одну из бессонных ночей
опровержение основных тезисов мемуара, так и не удалось найти себе
собеседника.
Вообще он был очень одинок уже в годы ранней юности. В дортуаре
пансиона стоял в ряд десяток кроватей; у кроватей столики; на столиках
лампы под зелеными абажурами. Старшее население дортуара говорило голосами,
срывающимися из баса в дискант, скребло перочинными ножами пух на
подбородках и, урывая копейки, накапливало четвертаки для приобретения
презервативов. Младшие аборигены, которых презрительно звали "кишатами", по
вечерам благоговейно подслушивали великовозрастных, которые, присев на
корточки у открытой печки, курили дымом в дверцу и обсуждали, что есть баба
и какая система кастета может считаться наилучшей.
Только двое не принимали участия ни в обсуждении, ни в подслушивании:
Макс Штерер, отгораживавшийся книгами и мыслями, и Ихиль Тапчан, короче