"Светлана Крушина. Хроники империи или История одного императора ("Барден" #2) " - читать интересную книгу автора

стоит представать в слезах. Как ни сдержана Туве, она все же поинтересуется,
что расстроило ее невестку. А сказать ей правду... о, это было бы ужасно!
Эва содрогнулась при мысли, что она может стать тем человеком, из уст
которого мать услышит страшную весть о сыне. Нет, нет, ни за что, пусть это
будет кто-нибудь другой! Подумав об этом в великой панике, Эва тут же
принялась вытирать слезы платком, который она до сих пор сжимала в руке.
Платок этот принадлежал императору и, осознав это, Эва вздрогнула, выронила
платок и чуть было снова не разрыдалась. Как это у нее хватило смелости
пойти к этому ужасному, жестокому человеку и молить его за Марка?..
До сих пор она не могла забыть свой первый разговор с императором.
Происходил он в зимнем саду, среди странных и ярких южных растений и
необычных запахов. Император усадил ее в легкое плетеное кресло под
невысоким деревом с мясистыми листьями, а сам сел напротив, на нижнюю
ступеньку забытой садовником лесенки, в свободной, расслабленной позе. Во
время разговора он все смотрел, не отрываясь, Эве в лицо, а она не смела
поднять на него глаз и смотрела на его свободно лежащие на коленях большие
веснушчатые руки. Он задавал ей множество, как ей казалось, отвлеченных
вопросов: о родителях, о сестрах, об ее занятиях и любимых местах и
книгах, - и голос его был низким, гулким и невыносимо холодным. Холодом жег
Эву взгляд желтых глаз императора, и она почти чувствовала, как душа ее
покрывается инеем под этим взглядом. Лишь спустя ужасно долгое время голос
его, вроде бы, смягчился, и когда Эва осмелилась поднять на него глаза, то
увидела, что и лицо императора переменилось. Оно уже не напоминало
неподвижностью черт камень; в нем Эве померещилась и задумчивость, и
мягкость и даже как будто нежность... Тогда она решила, что глаза обманывают
ее; и впрямь, ничего подобного на лице императора ей видеть больше не
приходилось. Вдруг он спросил, мягко и почти вкрадчиво, любит ли она Марка.
Вопрос этот застал Эву врасплох, она не успела даже подумать и выпалила
горячо и искренне: "Да, очень!" И тут же смутилась почти до слез, и снова
спрятала лицо. Не говоря и не спрашивая больше ничего, император встал, чуть
коснулся ладонью ее волос и ушел. Оробевшая и растерянная Эва осталась в
зимнем саду, не зная, как найти выход из дворца; через несколько минут за
ней пришел герр Альберт Третт, чтобы проводить ее.
Через день радостный Марк сказал, что отец дал согласие на их брак.
Тот разговор в зимнем саду Эва помнила еще и потому, что в первый и в
последний раз она увидела не властелина империи, но человека. Больше
подобного не повторялось - с ней император был иногда резок, чаще
бесстрастен и всегда - очень властен. Во взгляде его никогда не мелькало и
тени человеческих чувств. У Марка, при всем его внешнем сходстве с отцом, и
лицо было мягче, и взгляд - теплее. Во всяком случае, в те минуты, когда он
смотрел на Эву...
- Ох, Марк... - прошептала Эва, всхлипнула в последний раз и попыталась
все-таки взять себя в руки.
При всем своем жестокосердии, в одном император прав: хватит разводить
сырость, пора вспомнить, кто она есть и вести себя соответственно. Да и
ребенку едва ли понравится, что она льет слезы не переставая, забыв о
достоинстве. Эва вызвала в памяти гордое холодное лицо императрицы, ее
высокую шею, красиво поднятую голову, и невольно выпрямилась сама, приподняв
подбородок. Слезы высохли сами собой.