"Александр Круглов. Сосунок " - читать интересную книгу автора

обстрела, мало не показалось - пока Ваня бегал за прицелом в обоз,
"спектакль" фашистам давал. Расчет, правда, успел укрыться в окопах - и у
соседней пехоты, уже давно закрепившейся здесь, и в своих, к той поре
недорытых, правда, еще, неглубоких и тесных. Но, прижавшись к самому дну,
собравшись в комочки, в калачики, отсиделись все же и в них. Все остались
целы. Но пушку задело: на правом колесе разворотило осколком гусматику,
погнуло слегка гребень щита. А в остальном, слава богу, на первый раз обо
шлось.
Но тащить на себе на прямую наводку орудие - с изуродованной шиной на
колесе, по глубоким воронкам, что зияли вокруг, по камням - ой нелегко!
Метров пятьдесят - шестьдесят протащили, не больше, а с непривычки все
упарились вовсе: дышали надрывно, прерывисто, обтирали рукавами взмокшие
лбы. Сердца, души отводили проклятьями, руганью. Под конец тянули пушку
пригибаясь, таясь за щитом от вражеских пуль, что нет-нет да и начинали уже
посвистывать над головами. Упирались ступнями, коленями и руками в рытвины,
в камни, цеплялись за сухую траву. Маскировка - бурьян, ветки, что Ваня
неумело, наскоро понатыкал всюду на пушке, пообсыпалась вся.
Номера, расчет весь хотя и новички на передовой, народ все зеленый,
вовсе неопытный, а все равно чуяли: ох, не окончится это добром. Как фуганет
немец сейчас по ним из чего-нибудь - мокрое место останется. Он тоже ведь не
дурак, немец-то. Что, не видит их, что ли? Да как на ладони они теперь со
своей покалеченной пушкой - на открытом пространстве.
- Орудие к бою!- когда все же ее втащили на бугорок, гаркнул тревожно
"курсант". Сам с отделенным нырнул по соседству в воронку, чтобы оттуда
огнем управлять.- Гранатой!
И тут... И почему вдруг?.. Эх, не хватало Ване еще и этой напасти. Тут
как раз от немцев неожиданно музыка вновь полилась. Что-то очень, очень
знакомое. Томительно-сладкая, зазывная, плавная, она, в этом таком
ненормальном, изуродованном, перевернутом мире, так и вонзилась в Ванину
душу и плоть, так вмиг и заполнила их, в каждой клеточке, поре его
разлилась. И так это было неожиданно, странно, неправдоподобно, что враз
всколыхнула и подняла со дна его придавленной и зачумленной этим уродливым
миром души все его такое далекое и прекрасное, такое, казалось, невозврати
мое прошлое: книги, театры, кино, концерты, которые игравшая на пианино
больная сестра устраивала по вечерам, школьные вечера, городскую клубную
самодеятельность. Боже, все, все это, утраченное, казалось, уже навсегда,
никогда не достижимое больше, так в нем разом вдруг и всплыло. Рита вдруг
вспомнилась - возникла вдруг из всех его мучений, потрясений и страхов
последней недели, последнего, но первого здесь на фронте, на передовой, еще
только начавшегося короткого дня. Риточка Калнин - из девятого,
параллельного. Плотненькая, сдержанно-строгая, с коротенькой светленькой
челочкой. Однажды в трамвае его тесно прижало вдруг к ней. Так и держало. Он
весь замер, кровь ударила в голову, от страха, стыда не знал куда себя деть.
Bq~ ночь Ваня не спал - видел только ее, томился по ней. Через неделю в
парке, на огороженном железными прутьями асфальте она сама пригласила его
танцевать.
Да, да, именно это тогда и играли:
Вдыхая розы аромат.
Тенистый вспоминаю сад
И слово нежное - люблю,