"Александр Круглов. Сосунок " - читать интересную книгу авторакронштейн. Опять пригрозил своему незадачливому подчиненному, вскинул рукой,
рыкнул что-то сквозь зубы - непонятно, по-узбекски, по-своему. Но Ваня и его почти не видел, не слышал. Послушно отдал кому-то банку, бидон, снял термос с плеч. Безразлично отнесся к тому, как солдаты, побросав сразу кирки, ломы и лопаты, на всякий случай продолжая прятаться за орудийным щитом, присев на станины орудия, делили вместо хлеба кукурузное крошево в сахаре с землей и камнями, руками доставали из бидончика урюк, а ложками выгребали из термоса лобио и макароны. И кто куда их: за отвороты пилоток, в какие-то листья росшего рядом бурьяна, прямо в ладони. Котелки не у всех, а касок, чтобы их заменить, и вовсе ни у кого. Один Ваня - кто завтрак принес - ничего не желал: ни есть, ни пить, а только снова и снова пытался понять, как-то примирить с собой, со своей совестью, с разумом человеческим все то, что с ним недавно стряслось. Это же надо... Такое... Как же это он так? Любая бы пуля... Мгновение... Какой- нибудь сантиметр, и все... И не сидел бы сейчас со своими, его б уже не было. - Не ожидал, Изюмов, не ожидал от тебя, - оборвал напряженную тишину фронтовой, вдруг случившейся трапезы Голоколосский, стал жадно выхватывать губами из своей скрюченной жилистой горсти и, не жуя, заглатывать коричневое склизкое застывшее варево.- Самое вкусное съел по дороге, а мы давись тут остатками. - Облизал языком, обтер рукавом губы, нос, усы. - За ужином мне придется идти. - А ху-ху не хо-хо? Ты бы и этого не принес! - защитил Ваню Пацан.- Jsd` тебе? Есть помоложе. Я сбегаю. С Ваней. Он уже знает куда. - Я тебе сбегаю, сбегаю,- взвился оскорбленный Игорь Герасимович.- Мы Кто-то все же хихикнул, будто поддержал инженера. Но остальные молчали, поглощены были важным, необходимым, давно терзавшим уж всех: попыткой заморить как-нибудь червячка. Да и сам Ваня пропустил обидную подначку мимо ушей. Все еще был занят пережитым, своим. Не принимал участия в трапезе и отделенный. Прислонившись к орудийному замку, взирал на все это с отвращением, даже с презрением. Есть хотелось, ко нечно. Вертелся все время, облокотясь на замок, слюни глотал. А от хлеба и сахара, от ягод с землей, говенного цвета клея из лобио и макарон отказался. Он их и видеть не мог. Чтобы он, командир, и остатки у всех на виду подъедал?! Да ни за что, никогда, лучше подохнет! Но солдатам своим все же банки и термос подчистить, вылизать дал. - Все! Огневая копаит! Глубже, глубже!.. Снова копаит! - блеснул он голодно, сухо щелками глаз, когда вылизывать уже было нечего.- Быстро, быстро копаит! Все подхватили снова лопаты, кирки, ломы и, обтирая с лиц сладко- соленую слизь, высасывая крошки между зубов, принялись дальше долбить огневую. - Изюмов!- видно, все еще выделяя, особо держа его в упрямой злопамятной азиатской своей голове, резко, гортанно позвал Нургалиев. Ваня выпрямился, уперся в лом, повернулся на голос. - Твоя давай маскирует! Вся пушка давай, вся огневой! Жива, жива давай! Обжигая о колючки ладони, пригибаясь как можно ниже к земле, почти что ползком, Ваня рвал бурьян, ломал цепкие ветки каких-то редких низкорослых кустов и потом втыкал их стеблями во все щели и дыры на колесах, на щите и |
|
|