"Александр Круглов. Сосунок " - читать интересную книгу автораодного!
Пока Ваня шел за Митрохиным, петляя по траншейным переходам, немцы почему-то опять всполошились, открыли из "шмайссеров" и пулеметов огонь. И сегодня сорванный "катюшами", видимо, в самом зародыше штурм наших позиций, бродил, должно, еще в них, искал себе, не состоявшийся, выхода, или, возможно, недавний спектакль еще их ворошил, не давал им до конца успокоиться. Остановившись, вскинув в ту сторону ухо, Митрохин уверенно, спокойно определил. - Станковый... Вон, слева. Не ручной, не "эмга". Ишь, ишь, как дыдыкает,- объяснил молодому солдатику он,- не коротко, звонко, чуешь, а протяжно и тупо... Дык-дык-дык... Как дубьем по дубью. Будто вгрызается во что-то, долбит. Учись, учись отличать, пригодится.- И снова пошел. А Ваня за mhl.- Уж раза три за неделю пытался нас вышибить немец. Все щупает, щупает, сволочь, где у нас послабей. Вот и ждем... В любую минуту может, сволочь, снова начать.- Ругнулся, сплюнул Митрохин, видимо, вспомнив, как было, когда фриц на них нажимал. Ничего, видно, хорошего, потому как снова ругнулся и смачно сплюнул себе под ноги, на утоптанное траншейное дно, очень похоже, как плевался и Голоколосский, инженер, только еще горячее и злобнее. Ваня слышал, конечно, как объяснял ему что-то немолодой уже, рыжий, налитый кровью, здоровьем солдат. Слышал, но не улавливал, не воспринимал: все еще не пришел в себя после "концерта", все еще пребывал в каком-то странном, нелепом состоянии отупения, замордованности и забытья. "Что же это было?- пытался осмыслить происшедшее Ваня - почерневший, измученный, весь мокрый от пота и супа, с зудевшей ниже спины и до самых только сейчас, минут пятнадцать - двадцать назад: призывы немецкие из репродуктора, смех, улюлюканье, смертельный посвист пуль над головой. Не ве рилось, что это не сон.- Так все-таки,- сверлило, жгло Ванины душу и мозг,- что же это было такое со мной? Проверка? Предупреждение? Короткий загляд на тот свет? Или не было? Может быть, все-таки это лишь сон? Да нет, все это было. Только сейчас. Это смерть была. Обыкновенная натуральная смерть. Рядом совсем. На волосок. В первый же день, в первый же час. И сделать ничего не успел. Немца ни одного еще убить не успел. Ни одного! А вот меня уже чуть не убило". Ванин расчет слышал, конечно, пальбу, призывы немцев по радио, их улюлюканье, свист, смех. Но участия в спектакле не принял. Во-первых, происходило все это немного правее и не видели ничего, только слышали. Да и все были заняты срочным оборудованием огневой. Да и не освоились на передовой еще - в первый свой час на Ней, в первый свой день. К тому же каждый патрон и снаряд на счету. И прицела не было. И не догадывались даже, что весь-то сыр-бор этот - музыка, крики, пальба - загорелся из-за их же наводчика, из-за Вани Изюмова. И ждать уже перестали его. Думали, под обстрелом погиб. Нургалиев ждал взводного или комбата, ломал голову: как бы прицел ему новый достать. А тут он, наводчик его, возьми и явись. С прицелом явился. Не поверилось даже сперва - целый, живой. А Ваня все еще был не в себе - будто тень во плоти, поглощенный случившимся, безмолвный, измученный. Он даже, как положено, о прибытии своем не доложил командиру: не нашелся, забыл, не было сил. Казбек Нургалиев сам из рук его вырвал прицел, сам насадил на |
|
|