"Александр Круглов. Сосунок " - читать интересную книгу автора

одного!
Пока Ваня шел за Митрохиным, петляя по траншейным переходам, немцы
почему-то опять всполошились, открыли из "шмайссеров" и пулеметов огонь. И
сегодня сорванный "катюшами", видимо, в самом зародыше штурм наших позиций,
бродил, должно, еще в них, искал себе, не состоявшийся, выхода, или,
возможно, недавний спектакль еще их ворошил, не давал им до конца
успокоиться.
Остановившись, вскинув в ту сторону ухо, Митрохин уверенно, спокойно
определил.
- Станковый... Вон, слева. Не ручной, не "эмга". Ишь, ишь, как
дыдыкает,- объяснил молодому солдатику он,- не коротко, звонко, чуешь, а
протяжно и тупо... Дык-дык-дык... Как дубьем по дубью. Будто вгрызается во
что-то, долбит. Учись, учись отличать, пригодится.- И снова пошел. А Ваня за
mhl.- Уж раза три за неделю пытался нас вышибить немец. Все щупает, щупает,
сволочь, где у нас послабей. Вот и ждем... В любую минуту может, сволочь,
снова начать.- Ругнулся, сплюнул Митрохин, видимо, вспомнив, как было, когда
фриц на них нажимал. Ничего, видно, хорошего, потому как снова ругнулся и
смачно сплюнул себе под ноги, на утоптанное траншейное дно, очень похоже,
как плевался и Голоколосский, инженер, только еще горячее и злобнее.
Ваня слышал, конечно, как объяснял ему что-то немолодой уже, рыжий,
налитый кровью, здоровьем солдат. Слышал, но не улавливал, не воспринимал:
все еще не пришел в себя после "концерта", все еще пребывал в каком-то
странном, нелепом состоянии отупения, замордованности и забытья.
"Что же это было?- пытался осмыслить происшедшее Ваня - почерневший,
измученный, весь мокрый от пота и супа, с зудевшей ниже спины и до самых
ступней ошпаренной кожей. Не верилось даже, что все это было с ним, вот
только сейчас, минут пятнадцать - двадцать назад: призывы немецкие из
репродуктора, смех, улюлюканье, смертельный посвист пуль над головой. Не ве
рилось, что это не сон.- Так все-таки,- сверлило, жгло Ванины душу и мозг,-
что же это было такое со мной? Проверка? Предупреждение? Короткий загляд на
тот свет? Или не было? Может быть, все-таки это лишь сон? Да нет, все это
было. Только сейчас. Это смерть была. Обыкновенная натуральная смерть. Рядом
совсем. На волосок. В первый же день, в первый же час. И сделать ничего не
успел. Немца ни одного еще убить не успел. Ни одного! А вот меня уже чуть не
убило".
Ванин расчет слышал, конечно, пальбу, призывы немцев по радио, их
улюлюканье, свист, смех. Но участия в спектакле не принял. Во-первых,
происходило все это немного правее и не видели ничего, только слышали. Да и
все были заняты срочным оборудованием огневой. Да и не освоились на
передовой еще - в первый свой час на Ней, в первый свой день. К тому же
каждый патрон и снаряд на счету. И прицела не было. И не догадывались даже,
что весь-то сыр-бор этот - музыка, крики, пальба - загорелся из-за их же
наводчика, из-за Вани Изюмова. И ждать уже перестали его. Думали, под
обстрелом погиб. Нургалиев ждал взводного или комбата, ломал голову: как бы
прицел ему новый достать. А тут он, наводчик его, возьми и явись. С прицелом
явился. Не поверилось даже сперва - целый, живой.
А Ваня все еще был не в себе - будто тень во плоти, поглощенный
случившимся, безмолвный, измученный. Он даже, как положено, о прибытии своем
не доложил командиру: не нашелся, забыл, не было сил.
Казбек Нургалиев сам из рук его вырвал прицел, сам насадил на