"Александр Круглов. Сосунок " - читать интересную книгу автора

Снова цигарку в рот, затянулся, глядя на фейерверк.
Но ничего опасного немцы сейчас, должно, не заметили. Потому как,
плавно падая, ракеты сгорали, а новых фриц не стал запускать. Да и день
зачался уже, и небо стало заметно сереть.
И тревожился, и спешил Ваня, а все же смотрел - удивленно, завороженно
глядел на них, на эти пылавшие в небе боевые, освещавшие все окрест фонари.
Так же, как минуту, другую назад смотрел и на полет трассирующих пуль и
разрывы зенитных снарядов. И в том, и в другом, да и во всем подобном здесь,
на фронте, на передовой, - в каждой мелочи, в каждой детали, покуда
неведомой и впервые открываемой им, казалось, скрывалось какое-то таинство,
какой-то неизбежный и важный закон, угроза, опасность. И с невольным
любованием всем этим, таким ярким, сверкающим и загадочным, так же невольно
рождалось в нем и ощущение, что их, эти законы, тайны, опасности обязательно
и как можно скорее надо постичь. Для того хотя бы, чтобы обойти их,
приспособиться к ним, а может быть, даже и использовать, поставить на службу
себе, расчету, взводу, всей нашей армии. Ибо, если победят, уцелеют они,
возьмет, значит, верх, уцелеет, значит, и он - Ваня Изюмов. И с первых же
минут начав постигать загадки, премудрости переднего края, Ваня не верил
сперва: кто мог подумать, как порой они неожиданны, красочны и увлекательны,
эти ночные картины смертельно опасного фронта!
- Боится... Немец-то,- тоже, видно, любуясь, уже вовсе успокоившись, не
торопясь пояснил старшина.- Наш, Иван... Наплевать ему на все - дрыхнет
qeae, накрывшись шинелькой своей с головой. Пока уж совсем не прижмет. А
фрицу, видишь, не дремлется,- качнул старшина в сторону немцев башкой.- Что
значит чужая, не своя сторона. И вся затея его - подлая, не по совести.
Вооружен - куда нам до него! А боится нас, гад! Особенно ночью боится.-
Затянулся цигаркой, с превосходством, с презрением вгляделся во вражью
беспокойную сторону, а заодно и в уже светлевший восток. Закашлялся,
сплюнул. Вдруг уставился на Ваню. - А с прицелом... Будто нарочно ты... Это
я так... Проверить тебя. Остеречь. Понят дело? Вот так! За такое... заметят
- не пожалеет никто. И в штрафники могут. А то и вовсе в расход.-
Попристальней вгляделся в солдатика Матушкин. И уже не строго, как поначалу,
а скорее сочувственно, с тревогой добавил:- Честь смолоду береги. Это, брат,
главное. Самое главное! Имя доброе, честная жизнь. А здесь, на фронте...
Здесь она у всех на виду. Каждый весь как просвеченный, как... Ну, под
этим... Рентгеном.- Воткнул снова в рот "козью ножку", раздул огонек,
глотнул поглубже дымку. Пару раз еще затянулся. Снова закашлялся. Давно,
видно, курит, и не самые легкие, душистые, видать, табаки, а скорее, все
больше тютюн да махорку. Вот все и прокоптилось внутри.- Сам же видел, как
свои стреляют своих - за неисполнение приказа, за минутную слабость, за
малодушие. Перед товарищами стреляют, перед целым полком! Да такое разве
можно снести? И в земле-то как с этим лежать? Не дай бог! Никому! -
Заглотнул снова дым, глубоко, глубоко, как бы прочищая им что-то в груди.
Она вся аж вздыбилась. Ничего, крутая еще, колесом и на правом кармашке
медаль "За отвагу".
"За Ростов, наверное,- мелькнуло у Вани.- Храбрый, наверное, наш
старшина. Таким представлялся суровым... А оказывается... Вот... Совсем,
совсем не крутой".
- Ну, беги,- вместе с дымом выдохнул Матушкин.- Ждут ведь поди. Твои-
то... Расчет. Сам дорогу найдешь? Не собьешься со следу?- чуть-чуть