"Анатолий Краснопольский. Я прошу тебя возвратиться (Повесть о военных медиках)" - читать интересную книгу автора

боли и тихо добавил: - Спасиоо за снимок, Ниночка.
Медсестра вышла из кабинета.
Я гляжу на его руки. О человеческие руки! Им подвластна глина, дерево,
камень. Под ними металл становится мягче теста. Сильные руки человека. Они
могут выбрасывать ненужное, урезать громоздкое, отсекать лишнее. А что
могут эти руки, руки хирурга? Им не дозволено переделывать, они обязаны
только восстанавливать, только сохранять.
- Ну хорошо, - дискантом поет Павел Федотович. - Удалим осколки,
травмирующие мозг. А дальше?
- Дальше... фиксируем трансплантатом костный отдел, - говорю я так
спокойно, словно это давно решено и мне осталось лишь напомнить.
- Смело, ничего не скажешь. - Павел Федотович играет со мной, точно кот
с мышкой. - Но что, что же ты предлагаешь в качестве заменителя?
- Кость голени больного, - чуть не выкрикиваю я.
- Вот как! - Он снова шелестит пленкой. - Гдето ты прав, но, выходит, в
одной операции три операции одновременно! - Мой разгневанный старик
потрясает толстым пальцем над головой.
- Три этапа в одной операции. - Я стараюсь смягчить картину и чувствую,
как от этого мне самому становится жарко.
Павел Федотович устало кладет снимок на стол.
- Это, мил человек, уникальная операция. И вообще... Мы вот с тобой
толкуем, толкуем... А ведь у нас на Украине есть прекрасный
специализированный санаторий. Знаешь?
- Знаю, конечно. Это в Славянске. Условия этого единственного в своем
роде лечебного комплекса максимально приближают больных к нормальной
жизни. Механизированные каталки, автоматизированное оборудование столовой,
et caetera, et caetera. Но как бы там ни было, все это даже не полумеры.
Среди обитателей сапатория есть и лихие наездники, и парашютисты, и
альпинисты, ц просто автомобилисты, бегущие от городской духоты к травам,
чернике, морскому прибою. Эти люди привыкли воспринимать мир в движении, в
полете.
И вдруг однажды этот летящий, этот поющий ветром странствий мир замер,
застыл, окаменел. Лихорадочно бьется мысль: "Неужели это все? Нет, нет!
Ведь голова соображает, - так сказал мне Иван Васильевич, - только вот
ноги как ватные, - как было у Вани Федорова, - полечить бы их, и все
тогда!.." Наивная надежда.
Врачи уже обещают что-то невразумительное, медсестры молча лечат
пролежни, тело тлеет, а под окнами палат все реже слышатся близкие и
теперь такие далекие голоса жен... Летящий мир не возвращается, а все
дальше и дальше уносит звуки жизни. И вы предлагаете Пронникова сбыть в
этот санаторий, на вечное поселение? Иван Васильевич сперва встретил меня
в штыки. А потом снова поверил в чудо.
- Нет чуда! Есть осколки, травмирующие мозг и угрожающие хирургу. И не
придумано еще такое мумиё, которое спасает от взаимной опасности врача и
больного.
- Но кто-то же должен когда-то решиться, Павел Федотовнч!
Полковник перебивает меня:
- Ты решай!.. Если уверен, что отойдешь от стола...
- Я?
Это была ловушка. Он прекрасно понимал, что, кроме него, рисковать