"Александр Александрович Крон. Бессонница (Роман)" - читать интересную книгу автора

дверной крючок, и я даже подумать не смел, что Бета может крадучись, чтоб не
попасться на глаза ответственному съемщику, уходить от меня рано утром, как
уходила Оля. Бета была равнодушна к формальностям, но необходимость
скрываться ущемляла ее гордость.
Незавершенность наших отношений утомляла нас обоих, и в мае сорок
первого года мы, не ставя никаких точек над "i", решили поехать вместе в
Киев. Киев весной особенно хорош и заслуженно считается Меккой отечественной
геронтологии. Я позаботился и о комфорте - двухместное купе в голубом
экспрессе и люкс в "Континентале". Эта поездка должна была многое решить.
Прежде чем голубой экспресс дошел до Малоярославца, мы уже крупно
поссорились. Трудно поверить - я не помню повода. Вспомнить можно только то,
что поддается логическому восстановлению, но логика тут была ни при чем.
Помню только сжавшуюся в углу дивана, готовую к отпору Бету, враждебный
блеск ее глаз и ни одного слова из того, что мы тогда наговорили. Ночь мы
провели как посторонние люди, я спал не раздеваясь на верхней полке, а
проснувшись, не застал Беты в купе - она курила в коридоре. В тот же день,
не заходя в гостиницу, она вернулась в Москву, а через три дня вернулся и
я - раньше по моим делам нельзя было - и, несмотря на то, что была моя
очередь мириться, к Бете даже не подошел.
Помирила нас только война. Узнав, что я еду на фронт, Бета прибежала ко
мне, была нежна, как в лучшие наши дни, и все-таки наше последнее свидание
оставило у меня чувство неудовлетворенности. Мне казалось, что любимых
провожают на войну не так. Как - я не знал. Может быть, мне хотелось чуточку
больше восхищения моим решением отказаться от брони, чуточку больше страха
за мою жизнь. Не знаю. Не знал я и того, что месяцем позже Бета вступит в
народное ополчение, станет телефонисткой в штабе полка, будет засыпана
землей в обрушившемся блиндаже и только через полгода после тяжелой контузии
вернется в Институт.
Мы переписывались. Не очень регулярно, случались перерывы по два и даже
по три месяца. Бета писала ласковые и даже чуточку покаянные письма, но
каждый раз меня что-то в них ранило - то краткость, то отсутствие каких-то
простых, но крайне необходимых мне слов вроде "жду, тоскую", каких-то
обещаний. А затем наш фронт перешел в наступление и было уже не до обид.
Переписка вновь оборвалась.
О том, что Бета вышла замуж за Успенского, я прослышал в Берлине и
сгоряча послал ей поздравительную телеграмму. Эта скверная телеграмма
затерялась по дороге, за что я впоследствии не раз благодарил судьбу. Как
нарочно именно в это время комендант Берлина генерал Берзарин предложил мне
интересную работу по инспектированию госпиталей, и я ухватился за его
предложение, чтобы подольше не возвращаться в Москву. В конце концов меня
все-таки отозвали, и я с ходу дал согласие остаться в кадрах, а еще через
полгода женился на хорошенькой женщине, дочери крупного военного деятеля,
очень этого хотевшей и обладавшей множеством ненужных мне достоинств. Все
это делалось с единственной целью - возвести между собой и Бетой тройной ряд
проволочных заграждений. В Институт я даже не зашел.
О том, что мне не следовало жениться и портить жизнь сразу двум людям,
я догадался едва ли не на другой день после свадьбы. Я не оговорился, была
настоящая свадьба, не церковная, конечно, а вполне современная, но от этого
не менее глупая и томительная. Начать с того, что на свадьбе не было ни
одного близкого мне человека, только сослуживцы тестя и подруги моей жены;