"Александр Александрович Крон. Бессонница (Роман)" - читать интересную книгу автора

репутации, в оскорбленной гордости доселе безупречного стража. Боялись, что
старик заболеет, но на следующее утро, хотя и заметно осунувшийся, он был на
посту. Мне кажется, что в этот день гораздо больше говорили о пропавшей
шинели, чем о прошедшей сессии. Аспиранты много и грустно острили, вспомнили
даже об Акакии Акакиевиче, впрочем, больше по контрасту, чем по сходству
характеров, но в самой ситуации и впрямь было что-то гоголевское.
В конце рабочего дня мне позвонил Успенский и попросил зайти. Я шел с
тяжелым чувством, предвидя неприятный разговор о моем вчерашнем выступлении.
Паша встретил меня хмуро, спросил о каких-то пустяках, но о сессии не
обмолвился ни словом; мы были слишком близки, чтоб, оказавшись с глазу на
глаз, играть словами, и уже достаточно разобщены, чтоб не быть откровенными.
Наступала пора умолчаний и недомолвок, и прошли годы, прежде чем мы снова
заговорили так, как разговаривали в свое время. Впрочем, началась эта пора
еще раньше, но на то были мотивы личные... Разговор происходил в его
обставленном карельской березой директорском кабинете, где с высоты книжных
шкафов меня разглядывали пустыми глазами мраморные бородачи. Я уже собирался
уходить, когда он спросил - нарочито небрежно:
- Да, кстати... Скажи, пожалуйста, сколько стоит построить шинель?
Ему явно нравилось слово "построить".
- Какую? - спросил я, чуточку смущенный.
- Такую, как у тебя.
Он знал, кого спросить. В то время я еще служил по военно-медицинскому
ведомству и, получив звание генерал-майора, приходил в Институт в военной
форме чаще, чем этого требовали обстоятельства.
- Терпимо, - сказал Паша, когда я назвал сумму. - При Николае Палкине
генеральская шинель с бобрами обошлась бы дороже. Наши добрячки из месткома
просят меня премировать старика, чтоб таким образом покрыть грех. Глупо.
Во-первых, я при всем желании не могу дать ему больше месячного оклада. А
во-вторых, - он вдруг захохотал, - если мы начнем премировать виновников
хищений, боюсь, у нас найдется много желающих. Короче говоря, вот. - Он
вытащил из ящика обандероленную пачку. - Я тебя очень прошу, съезди к
Мстиславу Александровичу, ты с ним хорош, отвези деньги и поговори.
Попросту, как генерал с генералом.
- При одном условии, - сказал я. - Грех пополам.
На следующий день я созвонился с Великим Хирургом и вечером был у него.
Добрейший Мстислав Александрович встретил меня со своим обычным радушием, он
не только не дулся, но скорее испытывал неловкость за свою вспышку, когда же
я очень осторожно навел разговор на историю с шинелью, он совсем засмущался,
взял меня за руку и повел в прихожую, где в продавленном кресле, стоявшем
там, вероятно, с начала века, лежал какой-то узел.
- Вот, - сказал Великий Хирург. Вид у него был растерянный. - Принес и
ушел. Понимаете, все вплоть до погон и пуговиц. И даже вот, - он показал
конверт, - деньги на шитье. Получается совсем неловко, шинель-то как-никак
ношеная...
Я был удивлен не меньше, но сумел скрыть свое удивление и заверил
Великого Хирурга, что никакой ошибки не произошло. Утром я, как всегда, был
в Институте. Первый, кого я увидел, был старик Антоневич. Старик стоял на
своем обычном месте, опираясь на прилавок, и смотрел перед собой твердым
немигающим взглядом. Он кивнул мне и отвернулся. Я понял почему. Он не хотел
никаких вопросов. Бесполезно было бы предлагать деньги. Он бы не взял.