"Александр Александрович Крон. Как я стал маринистом (Очерк)" - читать интересную книгу автора

меня самым питательным периодом, из репортера я превратился в собеседника.
Каждый вечер в кают-компаниях плавбаз и кораблей, в каютах командиров и в
матросских кубриках шел взволнованный разговор обо всем на свете - о судьбах
страны и об уроках летней кампании, о традициях русского флота и о ремонте
навигационных приборов, - разговор, становившийся для меня все более внятным
и кровно необходимым. За эти осенние и зимние месяцы я выслушал не одну
исповедь, заглянул во многие дневники и записи, узнал десятки всяких
историй - трагических и забавных, фантастических и обыденных; мне открылся
целый, доселе неведомый мир, подводное царство со своими неписаными законами
и преданиями, сложившимися репутациями и своеобразными отношениями. Конечно,
я не мог, да и не стремился, обойти все плавбазы и познакомиться с экипажами
всех подлодок соединения. Были лодки, где у меня было много друзей и
знакомых, были и такие, где я никого не знал. Больше всего меня тянуло на
лодки, где ощущался сплоченный и дружный коллектив. Зависело это, в первую
очередь, от командира и военкома, поэтому в разговорах между собой
подводники редко называли лодки, а говорили: "Грищенко ходил на минные
постановки! или "У Кабо идут ремонтные работы".
Лучше других я знал лодки среднего тоннажа "Л-3", "С-7", "Лембит",
"Щ-309", "Щ-320", "Б-2", а из малюток "М-96".
Об "Л-3" и ее командире Петре Денисовиче Грищенко написано уже не мало.
Недавно опубликован походный дневник Александра Зонина. Покойный Александр
Ильич был единственным писателем, участвовавшим в дальнем рейде подводного
корабля, его записки содержат ценнейший материал, характеризующий
П.Д.Грищенко как боевого командира. Я имел возможность наблюдать другую -
подчиненную, но столь же важную - сторону деятельности Петра Денисовича, его
ежедневную, неустанную, кропотливую работу организатора и воспитателя
коллектива. На любом военном корабле, а на подводной лодке в особенности,
сплоченность и взаимопонимание внутри экипажа - это вопрос жизни и смерти.
Поэт Алексей Лебедев за несколько дней до выхода в море с горечью говорил
мне о том, что у них на "Л-2" нет настоящей дружбы, нет инициативы снизу,
все смотрят в рот командиру - и как знать, не было ли все это одной из
причин гибели лодки? На "Л-3" Петру Денисовичу удалось создать удивительную
атмосферу спокойной деловитости. Приходя на лодку, я всегда ощущал: у этой
команды есть свой стиль. Никто не гаркает, не суетится, все делается по
видимости неторопливо, но вовремя и при этом с улыбкой, с шуточкой, без
лишних слов и толчеи. Несомненно, чтоб вылепить коллектив "по своему образу
и подобию", командир приложил не мало усилий, но прежде он должен был
вылепить самого себя, и я догадываюсь, какой титанический труд потребовался
для того, чтобы выросший в бедняцкой семье, поздно начавший учиться
крестьянский паренек превратился в того образованного, внутренне собранного
и безукоризненно элегантного морского офицера, каким я его знал во время
войны, а впоследствии - в научного работника и выдающегося военного
педагога. У Грищенко не было замашек "лихого командира", столь импонирующих
молодым морякам, зато от него исходило ощущение глубокой надежности, такие
люди не поддаются панике.
Под стать командиру были его ближайшие соратники - старпом Владимир
Константинович Коновалов, впоследствии сменивший Петра Денисовича на посту
командира "Л-3", инженер-механики Михаил Филиппович Вайнштейн и Михаил
Андроникович Крастелев. Всех этих людей роднила одна воспитанная в ходе
боевой подготовки и закрепленная в походах черта, которую я бы назвал