"Александр Кривицкий. Тень друга; Ветер на перекрестке" - читать интересную книгу автора

своим делом и здесь.
Ставский был массивен и рыхл. Он громко расхохотался. Его большой живот
ходуном заходил под шинелью.
- Так вы о нас понимаете, - с веселой сердитостью сказал он. - Давай,
"Красная звезда", пойдем вперед, проторим дорожку.
Мы пошли. На лощине разрывались мины, вырывая из ее белоснежья черные
столбы земли. Справа и слева от нас падали бойцы, пробиравшиеся в
направлении КП. Снег вокруг них становился кроваво-красным, а потом истаивал
розовой пеной.
Почему мы пошли этой проклятой лощиной, хотя, как потом выяснилось, на
КП вела и другая, более безопасная дорога, я не знаю. На войне бывает
по-всякому. Бывает и так: неудобно показаться перед другими слишком уж
аккуратным, осторожным, хотя обстановка позволяет избежать опрометчивости. У
Ставского храбрость играла в крови. Он был безрассуден и не изменил себе и
на этот раз. Павленко недовольно буркнул что-то себе под нос, но двинулся за
Ставским. Я пошел, потому что пошли все. Но вот зачем так рискнул
Рокоссовский - этого я никак не мог понять.
Между тем разгоралось, набирало силу наше наступление под Москвой. Оно
началось на рассвете пятого декабря, когда удар по врагу нанесли войска
левого крыла Калининского фронта. Утром шестого декабря во взаимодействии с
авиацией пошли вперед ударные группы Западного и правого крыла Юго-Западного
фронтов.
Седьмого декабря армия Рокоссовского с боями двигалась на Истринском
направлении, где нам и давал урок храбрости сам командующий.
К началу января нового, сорок второго года советские войска разгромили
соединения группы армий "Центр", прорвавшиеся к ближним подступам Москвы с
севера и с юга, успешно выполнили задачу, поставленную Верховным
главнокомандованием.
Стрела наступления была спущена с тетивы обороны.
Угроза столице Советского государства и Московскому промышленному
району миновала.

7

Во время войны и после нее я, по разным поводам, виделся с Рокоссовским
и дома и на чужбине. Разговаривал с ним в Варшаве, когда по предложению
польского правительства и с согласия советского он принял звание маршала
народной Польши и стал ее военным министром.
Глядя на спокойное, почти непроницаемое лицо Рокоссовского, слушая его
всегда логически выстроенную речь, ощущая весь облик этого точно
управляющего собой человека, я не мог взять в толк, как это он тогда, под
Москвой, столь безрассудно, без видимой причины, пошел через смертельно
простреливаемую лощину.
Повторяю, существовала обходная дорога, вполне безопасная, была она
длиннее, но давала возможность проехать на машине. Так что в конечном счете
она-то и оказалась бы самой короткой. Но ведь пошел он через лощину...
Мучимый желанием проникнуть в разнообразные "тайны" воинской
психологии, я при каждой встрече с Константином Константиновичем жаждал
завести разговор о том давнем случае. И всякий раз что-нибудь мешало.
Рокоссовский был человеком сдержанным, и, встречаясь с ним, досужее