"Александр Кривицкий. Тень друга; Ветер на перекрестке" - читать интересную книгу автора

участие во французском Сопротивлении.
Множество загадок загадывает жизнь, но она же их нам и разгадывает...
А теперь вернемся на четыре месяца назад, к прерванному рассказу об
утрате нашего смятения в пустынной редакции.

6

Это замешательство питалось реальной обстановкой, а большего мы не
знали. Не знали, что именно те дни и были кануном нашего наступления под
Москвой.
Мы приехали в штаб армии Рокоссовского, чтобы оттуда найти дорогу в
Панфиловскую дивизию. Я попробовал подвигнуть командующего на статью для
"Красной звезды", предложил, как водилось, свою помощь. Но Рокоссовский,
тщательно выбритый, одетый с той военной щеголеватостью, которая на фронте
всегда как бы говорила окружающим: "Я спокоен, собран, а вы?" - выслушал
меня внимательно, не торопясь, и сказал:
- Заказ я принимаю. Помощь мне ваша не нужна. Если уж писать, то
самому. Но давайте повременим. Вы хотите статью об опыте обороны. Но есть и
другие виды операций. Повременим. И, милости прошу, приезжайте через
недельку-другую.
Слова эти прозвучали для меня райской музыкой. Все-таки я уже не один
год работал в "Красной звезде" и кое в чем разбирался. Мог иногда и
расшифровать военные иносказания.
Мы простились с командующим, и я сказал Павленко:
- Петя, наступаем - это точно!
Возбужденные, мы побежали в политотдел, в штаб к направленцам, в
разведотдел, но выскакивали оттуда как после ледяного душа. Ни одного слова,
какое могло бы подкрепить мою догадку, нам никто не сказал. По всем
разговорам выходило: нажим противника не ослабевает. Но это мы хорошо знали
и сами. А перспектива? Ответом было пожимание плечами.
В тот же день вечером я вернулся в редакцию. Павленко решил остаться в
армии на несколько дней. На мою долю выпало доложить начальству, что он
наткнулся на интересный материал. Но не так-то просто это выглядело на деле.
Редактор разгневался, сказал:
- Все хотят на фронт. А кто будет работать здесь? Павленко не имел
права без приказа оставаться. Это - безобразие, распущенность, нарушение
дисциплины.
По-моему, в потоке характеристик мелькнуло даже "дезертирство". Надо
было знать нашего редактора. Он не бросал слов на ветер. Над Павленко
собиралась гроза. И она разразилась. Когда он приехал в редакцию, то
подвергся знаменитому "остракизму". Опала кончилась через несколько дней.
Пятого-шестого декабря началось наше наступление под Москвой. Слова
Рокоссовского я истолковал правильно. Через сутки-двое Павленко и я выехали
в армию.
В штабе мы встретили Владимира Ставского, работавшего спецкором
"Правды". Вместе с ним мы сопровождали командующего в только-только отбитую
у немцев Истру. Машины он распорядился оставить в подлеске, а сам, поглядев
на нас, сказал:
- Пойдем на КП дивизии вот этой лощинкой. Она как будто
простреливается, так что вам этот маршрут необязателен. Можете заняться