"Александр Кривицкий. Тень друга; Ветер на перекрестке" - читать интересную книгу автора

камней - обломков скал, покоренных хозяином, сиживали мы но одну ночь под
теплым крылом гостеприимства Марии Константиновны.
Часто собирались и у Павленко, на улице Горького. Разговоры и споры
длились допоздна. В них участвовали тогда молодой и веселый хирург Александр
Александрович Вишневский, Ираклий Андроников.
Хозяйкой этих вечеров была Наташа Тренева. Загадочно-непроницаемая, она
варила по одной ей известному рецепту кофе, и после двух-трех чашечек этого
напитка обострялось сознание и весело играла душа.
К утру стол, за которым сидели друзья, был завален книгами. Это значит,
собеседники читали любимые стихи, доказывали свою точку зрения в споре.
Ссылаясь на первоисточники, снимали с полок то сборник стихов, то том
мемуаров, то энциклопедический словарь. Тогда плацдарм застолья более всего
походил на книжный развал букиниста.
Конечно, гвоздем этих полуночных бесед были, как два радиомаяка
наведения, Тихонов и Павленко. Один вел слушателей на своей волне, пока не
раздавался голос другого: "А вот был случай..." Их устные рассказы были
бесподобны, ничего равного этому не знаю и попозже кое-что на эту тему
расскажу...
В 1942 году мой разговор с Тихоновым в гостинице "Москва" имел тайную
цель, известную только мне и редактору. Мы хотели побудить Николая
Семеновича написать стихи о двадцати восьми героях.
Ленинградца трудно удивить мужеством. Но Тихонов слушал, беспокойно
вышагивал по номеру своей кавалерийской походкой, испытующе разглядывал меня
добрыми глазами на лице свирепого викинга. "Попробую", - был его ответ.
Через две недели он читал нам двоим, редактору и мне, поэму "Слово о 28
гвардейцах". Было это в здании "Правды" 21 марта 1942 года. В небольшой
промерзшей комнате звучали обжигающие слова:

Безграничное снежное поле,
Ходит ветер, поземкой пыля, -
Это русское наше раздолье,
Это вольная наша земля.
И зовется ль оно Куликовым,
Бородинским зовется ль оно,
Или славой овеяно новой,
Словно знамя опять взметено, -
Все равно - оно кровное наше,
Через сердце горит полосой.
Пусть война на нем косит и пашет
Темным танком и пулей косой...

Слушаю, и в возбужденном сознании проносятся обрывки картин, навеянные
строчками поэмы. Куликовская битва... Хорошо, что князь расположил тогда
засадный полк воеводы Боброка в лесу, у самого поля. Это и решило исход
битвы. Вижу ратников в белых холщовых рубахах, княжеских витязей в тяжелых
кольчугах, слышу звон мечей, глухие удары стали о железо.
Наверно, все-таки битвы того времени были сравнительно бесшумными -
холодное оружие, стрелы, пущенные из лука. Под Полтавой было уже иначе:
"Катятся ядра, свищут пули; нависли хладные штыки". Там гремели бомбарды,
трещали мушкетные выстрелы.