"Елена Криштоф. Сто рассказов о Крыме " - читать интересную книгу автора

Киевский князь Владимир, крестивший Русь, вошел в мое детство с
четвертого класса и встал рядом с вещим Олегом, и Игорем, и Ольгою, которые
сидели на крутом холме, пока на берегу пировала дружина.
Действительно - рядом, поскольку Ольга была бабушкой Владимира и
воспитывала его, когда отец, воинственный Святослав, барсом рыскал по
болгарским, тмутараканским, а также греческим землям.
Владимир был знаком с четвертого класса, а то, что древний таинственный
и бесплотный Корсунь - тот же Херсонес, нынешние развалины в черте
Севастополя, это я по-настоящему не то чтобы поняла - почувствовала совсем
недавно, побывав там еще раз ради Гикии, дочери архонта Ламаха. Стояла на
берегу и спрашивала себя: стало быть, именно по этим, как бы от времени
ржавым камням в конце десятого века, тысячу лет назад, сходила на берег
дружина Владимира? В этой темной от водорослей воде отражались его ладьи,
пестрые и тяжелые, как на картинах Рериха? И вот эти стены, нынче
разрушенные и засыпанные веками, надо было брать то ли приступом, то ли
осадой?
Почему мы часто не можем представить, что большие события происходили
на нашей малой земле, той, что с детства избегана "казаками и разбойниками"?
Потому, что она поросла слишком знакомой дерезой и одуванчиками? Потому, что
на ней крутятся наши будни?
...У меня за спиной дышит море, глухо позвякивая оружием, на берег
сходят воины... А передо мной, пуская рыжую искру по меди проводов, бежит
троллейбус. Сам он срезан холмом: я вижу только штанги и этот длинный
скользящий огонь, и мне странно оттого, что связь времен в эту минуту
проходит как бы через меня, шевеля волосы на голове, напрягая пальцы рук и
ног.
...Итак, корсунцы затворились в городе, а дружина, идя на приступ,
заявила формулой того времени. "Братья! Потянем по своем князе и по русской
земле!" Однако приступ не удался, тогда "отстояли город", стояли девять
месяцев, а грозили три года простоять. Но три года стоять скучно: принялись
сыпать "приспу" к стене, чтоб в сражении иметь преимущество, как бы
ступеньку для разбега. Но греки - недаром слыли самым хитроумным народом! -
подкопали свою же городскую стену и уносили землю в город...
В тусклом свете солнца, еще не прорезавшегося как следует сквозь туман,
блестят кольчуги, тает невидимое пламя костра, розовеют толстые стены
Корсуня. Князь со своими крепкими мужами вольно устроился под городом:
пригнали овец, отбитых в степи, щекочет ноздри запах мяса, капает жир на
угли... И день пирует Владимир, и два на виду у осажденных. Князь без пира
не может. Пир и развлечение, и урок врагам: против кого стоите, голодные?
Однако корсунцы сдаваться не спешили. Тогда, согласно одним летописям,
грек Настас послал с городской стены князю в лагерь стрелу с надписью:
источники, мол, питающие город, там-то и там-то. Можешь перекопать. Другие
утверждают: не грек Настас, а варяг Ждьберн указал все так же - стрелой -
путь, откуда поступали осажденным припасы и вода.
А может быть, не существовало ни грека, ни варяга. Многие ученые, во
всяком случае, считают, что эпизод со стрелой вообще позднейшая литературная
вставка: чтоб было красивее, сюжет так вот закручен. Чтоб впечатляло. И
только известный исследователь Крыма Бертье-Делагард, следуя указаниям