"Джидду Кришнамурти. Беседы в Париже" - читать интересную книгу авторанарода можно было задохнуться. Но несмотря на все это и усталость, проснулся
в середине ночи - и в комнате было иное. Его интенсивность была огромна, и оно не только наполняло комнату, выходя за ее пределы, но и проникало глубоко внутрь мозга, внутрь ума, настолько глубоко, что казалось, будто она проходит всю мысль, пространство, время и идет дальше. Оно было невероятно сильным и имело такую энергию, что невозможно было оставаться в постели, и на террасе, при свежем, прохладном ветре его интенсивность сохранялась. Это продолжалось почти час с огромной силой и напором; и все утро оно было здесь. Это не фантазия, не желание, принимающее форму ощущения, возбуждения; не мысль выстроила его из событий прошлого, и никакое воображение не могло бы найти формулу, рецепт этого иного. Странным образом, каждый раз, когда это происходит, это что-то новое, неожиданное и внезапное. Мысль, попытавшись, осознает, что не может вспомнить, что было в других случаях, и не может разбудить память о том, что было сегодня утром. Оно - за пределами всякой мысли, желания, воображения. Оно слишком огромно, чтобы мысль и желание могли вызвать его; оно слишком беспредельно, чтобы мозг мог создать его. Оно - не иллюзия. Странно здесь то, что обо всем этом даже не беспокоишься: если оно приходит, то оно есть, без приглашения; а если нет, остаешься к этому как-то безразличен. С его красотой и силой нельзя играть; нельзя его призывать, или от него отказываться. Оно приходит и уходит, когда ему угодно. В это раннее утро, незадолго до восхода солнца, медитация, в которой всякое усилие давно прекратилось, стала безмолвием - безмолвием, в котором нет центра, а потому нет и периферии. Оно было просто безмолвием. У него не было ни качества, ни движения, ни глубины, ни высоты. Оно было совершенно бесконечно, и измерение его было не во времени и пространстве. Этот покой взрывался, все время расширяясь. Но у него не было центра; если бы у него был центр, он не был бы покоем, он был бы застойным распадом; он не имел ничего общего с хитростями мозга. Характер того покоя, который может создать мозг, полностью отличается во всех отношениях от покоя, который был здесь этим утром. Это был покой, который ничто не могло нарушить, потому, что в нем не было сопротивления; все было в нем, и он превосходил все. Утреннее движение грузовиков, доставляющих в город продукты и прочее, не нарушало этого покоя, как и лучи вращающегося прожектора с высокой башни. Он был здесь, без времени. Когда солнце всходило, великолепное облако перехватило его, направляя вспышки голубого света поперек неба. То была игра света со мраком - и эта игра продолжалась, пока фантастическое облако не скрылось за множеством дымовых труб. Как странно мелочен мозг, даже интеллектуально развитый, обученный. Он навсегда останется мелочным, что бы он ни делал; он может добраться до луны и дальше или погрузиться в самые глубокие слои земли; он может изобретать, собирать самые сложные машины, компьютеры, которые будут изобретать компьютеры; он может разрушить и воссоздать себя, но что бы он ни делал, он навсегда останется мелочным. Потому что он может функционировать лишь во времени и пространстве; его философские взгляды скованы его собственной обусловленностью, его теории, его спекуляции созданы из его же хитростей. Он не может убежать от себя, что бы он ни делал. Его боги и спасители, его учителя и лидеры так же малы и мелочны, как и он сам. Если он глуп, он старается стать умным, а то, насколько он умен, оценивается с точки |
|
|