"Борис Кригер. Сказки" - читать интересную книгу автора

Я не зайка, а медведь,
Я не ем морковку ведь!

Мишка научил меня мастерить колыбельку, и когда она почти была готова,
появился в ней малыш, розовый и здоровый, а мой зайка очень радовался и
часто убегал на опушку, особенно когда хотел спать, потому что я во сне
много ворочался и шебуршился.
А Бога я чувствовал совсем рядом. Он мне даже, кажется, однажды шепнул
слово, но только я его не разобрал. Я было расстроился, но мишки меня
успокоили, что так случается, дескать, Ему вовсе не нужно, чтобы Его
понимали, а что же Ему нужно, я спросить позабыл.
Юпитер был так велик, что горизонта не было видно даже при самых ясных
небесах, и окрестности виднелись на тысячи километров, и даже с верхушек
деревьев казалось, что ты на дне гигантской чаши, до краев наполненной
малахитовой гущей. Сила тяжести на планете была велика, поэтому птицы здесь
росли оседло, пуская корни и считаясь овощами. Из птиц были здесь, правда,
только курочки, и то некрупные и сразу жареные.
Однажды я нашел залежи сияющей базюки, она торчала из мшистого грунта.
Я отломил большой кусок, но зайки у меня его не взяли. На Юпитере каждый
должен был находить свою базюку сам, иначе она рассыпалась в песок. Я более
чем уверен, что это лишь только поверье, но базюку я спрятал поближе к
опушке, чтоб зайки ее поскорее нашли. Но когда они эту базюку найдут, так
обрадуются, так завеселятся и побегут, побегут с опушек прямо в чащи
деловитых медвежат.
Я очень полюбил эти лиловые росчерки по всем небесам. Особенно,
возлежишь в бархате шершавых трав, и все небо кажется измученной палитрой,
отброшенной творцом за полминуты, разве что, до завершения картины, - эдакий
пестрейший черновик с кропотливыми сгущениями гуашей в часы бесплодного
исступления; и едва скрывающие фон, суетливые мазки, смешение красок,
вдохновенные пятна, оброненные в убежденности, что не иначе как мироздание
всем кагалом вот-вот затихнет в предвкушении творимой мной мазни.
Вот каким суетливым куполом я обзавелся без надобности строить кров и
похлебно, ежесущно мельтешить, без перерыва даже на сновидения.
Я брожу с зайкой по самым дремучим тропам без устали и скуки, этих двух
смердящих пособников времени. Мне кажется, что мы обитаем в настоящем и что
бы в этом мире ни происходило, оно так и проистекает бесконечно. То самое
неуловимое лезвие, та тончайшая нить происходящего тут повсюду тянется, и я
ее рассматриваю с неторопливым интересом. Воспоминания же мои наоборот -
скорочтимы и вовсе не нарушают вдумчивого созерцания.
Зайка грызет сладкую морковку да то и дело поглядывает на меня милыми
глазенками; и мы селимся где ни попадя и спим в уютном тепле неведомо откуда
прибывающего света.
Как разгулье просторов Юпитера способно сочетаться с этим добрейшим
уютом - понять не по силам.
Здесь я вижу предметы, не виданные ранее мной, разве что только в
глубочайшем младенчестве. Хотя бы вот тонкостенная капля роняется
испещренным листом, и ее поверхность едва колеблется на зеленых прожилках. И
после необузданного падения вдруг превращается в алмазный венец сказочного
правителя, с изогнутыми врозь изящными лучами. А если в нее попадет лишь
капелька света - алмаз превращается в россыпь драгоценнейших самоцветов,