"Джэсмин Крейг. Наваждение страсти " - читать интересную книгу автора

Вечером, когда приехал доктор, Александр не издал ни стона, хотя
Макфарлейн целых полчаса осматривал его, пытаясь выяснить, в чем дело.
Александр мрачно говорил себе, что придется потерпеть, раз уж он
потревожил доброго доктора. А все из-за того, что ему надо было отвлечь
Шарлотту, которая слишком пристально наблюдала за Хенком Барретом!
Александр не знал, удалось ли им с Хенком обмануть девушку, однако
считал, что в любом случае встреча прошла удачно. Даже если Шарлотта
подозревает подвох, она никогда не узнает правды. Прикидываясь, что он
стонет от боли, Александр приказал Хенку ждать его в Лондоне. Они сядут на
корабль и переправятся в адриатический порт Бриндизи, а оттуда поплывут
прямиком на Пелопоннес, в Нафплион, где находится штаб повстанцев, борющихся
за свободу Греции.
На свете не было человека, который пользовался бы полным доверием
Александра, но Хенк принадлежал к тем немногим, кого он считал надежными
людьми. В характере Хенка забавно сочетались крайний практицизм и
романтический идеализм. Александр считал, что это вообще присуще
американцам. Сколотив капитал на морской торговле, Генри Баррет теперь был
готов потратить его на помощь греческому народу, который пытался сбросить
иго феодальной зависимости от Оттоманской империи.
Плавая по морям, Хенк подолгу бывал в греческих портах и в совершенстве
овладел греческим языком, хоть и уверял леди Аделину, что говорит только
по-английски. Со временем Хенк стал одной из ведущих фигур в американском
комитете, оказывавшем поддержку борцам за независимость Греции. Однако,
Александр все равно подозревал, что его американский друг не совсем понимает
сложную природу взаимоотношений греков с турками, которых вот уже четыре
столетия связывали узы любви-ненависти. Хенк Баррет не переставал изумляться
тому, что мать Александра, по происхождению гречанка, была турецкой рабыней
и одновременно считалась христианской принцессой Валахии. Ему казалось
непостижимым, что Александр питает глубочайшее уважение к своему
отцу-мусульманину и с готовностью подчиняется законам ислама всякий раз,
когда судьба приводит его в Стамбул, столицу империи. Прямодушный Хенк был
не в состоянии понять мудреную философию Александра, который поддерживал и
реформы султана Махмуда II, и борьбу греков за освобождение родины. Зато в
некоторых вещах Хенк Баррет разбирался лучше других. К примеру, он понимал,
что люди не в силах переживать из-за абстрактных понятий типа "свобода" и
"демократия", когда их желудки пусты, а дети умирают от голода. Он понимал,
что для Греции, повергнутой за триста лет турецкого владычества в ужасающую
нищету, шесть лет беспрерывных грабежей, гражданских войн и разрухи могут
оказаться фатальными. Поэтому американец, в характере которого так удобно
сочетались практичность и романтическая жажда освобождения народных масс,
прекратил печатать листовки, восхваляющие демократию, и намеревался
потратить свои солидные капиталы на спасение сотен, а может, и тысяч людей,
которых без его помощи ожидала бы голодная смерть.
Генри Баррет и Александр воочию видели страдания греков. Пелопоннесские
крестьяне так долго голодали, что слово "голод" в этом краю почти
обессмыслилось. Ломтик хлеба, политый оливковым маслом, стал для них почти
немыслимой роскошью. Об инжире и винограде остались лишь прекрасные
воспоминания, терявшиеся в глубинах прошлого. Революционное правительство
было осаждено в крепости Бурджи, и всей его казны хватило бы на закупку
недельного запаса хлеба. О том, что надо запасать на зиму зерно, речи уже не