"Петр Краснов. От Двуглавого Орла к красному знамени. Кн. 2" - читать интересную книгу автора

- Вы говорите ерунду.
- Я... Нет, ваше превосходительство, уже только не я. Это говорите вы -
интеллигенция. Так чего же вы хотите от народа? Слава, честь - вздор...
Долой георгиевские кресты. Я был в лазарете. Солдат, солдатик, матросик -
герой, кумир изысканных дам. Подвиг солдата, геройство солдата! Офицера
замолчали, генералов заплевывали. Герой войны - солдат. Герой мира -
народ... История? - не нужно ее. Наука? - к черту. Грамотности не надо.
Сидят академики и профессора, слышите, академики и, как "Павел Иванов",
мечтают слопать букву "ять"! Сегодня вы - "ваше превосходительство", я
сделаю один шаг, назову вас "господин генерал", а там ахну по
имени-отчеству, а там - "товарищ", а там возьму за горло и стану душить.
Сегодня я не отдам вам честь, а завтра исколочу в темном коридоре. Просто!..
- Вы заговариваетесь, глубокоуважаемый, - сказал вставая Саблин.
Верцинский тоже встал и задул свечу. В небольшие окна стал входить мутный
свет. День наступал.
- Что же это будет, - сказал Саблин. - Стадо скотов? Каменный век
вернется?
- Да, - отвечал холодно и жестко, отчеканивая каждое слово,
Верцинский, - да, это будет стадо. Панургово стадо, которым легко будет
править тем семидесяти, что сидят наверху. Это будут рабы их. Они будут
целовать их пятки и восторженно выть за каждую подачку. Им будет казаться,
что они свободны, потому что ничего сдерживающего, ничего возвышающего не
будет. Вера, надежда, любовь, слава, честь, честность, неприкосновенность
личности, собственность - они будут свободны от всего этого. Они не будут
знать своего прошлого, не будут думать о будущем. Они будут жить настоящим.
- Они погибнут.
- Может быть. Но это будет новый мир, непохожий на старый... Саблин
взялся за дверь.
- То, что вы говорили мне, было безумие.
- Нет, только правда. Пойдемте. Наступает заря, и я покажу вам еще
правду во всей ее пошлости. У нашего полкового командира есть жена Зоя. Он
зовет ее Зорькой. Вот уже скоро месяц, как ни на одно письмо его она не
отвечает. Я имею сведения, что она окружена людьми новых понятий и на краю
бездны, если уже не свалилась в нее. А он молится за нее. Каждую утреннюю
зарю, перед тем, как уходить в свою землянку спасаться от аэропланов, он
выходит из окопа и долго стоит наверху и смотрит, как загорается золотом
небо на востоке. Он молится своей Зорьке, он молится Богу, чтобы было
письмо, чтобы Бог сохранил его Зорьку... Ха-ха-ха... Хи-хи-хи... Чудак!
Саблин уже не слушал Верцинского. Он вышел из землянки и пошел по
окопу. Окоп был пуст. Небо было ясное, морозное, бледно-голубое, можно было
ожидать налета аэропланов, и все люди попрятались в блиндажах. Но было еще
тихо. Верцинский шел за Саблиным.
- Не провожайте меня, - сказал Саблин. Верцинский ему был противен.
- Я не провожаю вас. Я иду за нуждою, - сказал Верцинский. "Скотина", -
подумал Саблин и поежился плечами.
- Нет, ну смотрите, пожалуйста, не говорил ли я вам... вправо,
вправо, - зашептал, хихикая, Верцинский.
Саблин невольно посмотрел. На скате холма неподвижно стояла одинокая
стройная фигура. Они были так близки от нее, что Саблин отчетливо видел
бледное, тонкое лицо, с мукой любви устремленное на восток. Ему казалось,