"Петр Краснов. От Двуглавого Орла к красному знамени. Кн. 1" - читать интересную книгу автора

момент. Тебе ли, мазочке Саше, понять весь глубокий смысл жизни и любви без
удовлетворения... Но только... Не гонись за идеалами Крейцеровой сонаты. Не
ищи чистоты любви, но ищи только красоты. Тогда, когда ты возмутился
поступком Гриценки, все видели благородство твоей души, а я видел красоту
твоего гневного тела. Молодчик Саша. Так им и надо! Пора бросить и забыть
все эти пережитки крепостного права. Пора стать людьми. Но помни, милый
Саша, что людьми на военной службе стать нельзя.
- Но... почему? - сказал Саблин. - Как нельзя? Напротив. Именно на
военной. Ведь это рыцарство. Ведь это высшее отречение от себя, проведение в
жизнь самого великого завета Христа.
- Ах, Саша! Ребенок Саша. И притом необразованный ребенок. Ты веришь в
это: a Dieu mon ате, та vie аи roi, топ cceur aux dames, l'honneur pour moi!
(* - Душа моя - Богу, жизнь - королю, сердце - женщине, честь - мне самому)
Счастливец! Ты в это веришь, потому что ты - ребенок. Ну... пусть... И будь
таким... Но помни: бей ворону, бей сороку - тебе дано, и бери. Бери, не
смущайся. Ты читал Шопенгауэра "Мир как воля и представление" - нет! Где
тебе! Ты ничего не читал? Для тебя выше философии Мопассана нет, и Золя уже
тяжел для тебя. Еще "Нана" ты прочтешь, пожалуй, а уже дальше... Куда!.. Ну
что же, Саша? Не вышло? Не выгорело? И черт с ней, найдем другую...
- Оставь меня, - бледнея сказал Саблин. - Неужели без пошлости вы не
можете обойтись!
- Прелестно! Очень хорошо сказано.
- Иван Сергеевич, я серьезно прошу, - вставая, сказал Саблин. Мацнев
остался на софе, оглядывая с головы до ног возмущенного Саблина.
- Ну, может ли когда-либо женщина быть так красива, как красив юноша, -
тихо, как бы сам себе, сказал Мацнев.
Саблин пожал плечами и вышел из библиотеки.
В кабинете все так же играли. Гриценко гневно кричал на Степочку:
- Я не понимаю, Степан Алексеевич, как можно! Как можно так ставить!
Что ты издеваешься надо мной?
- Не кирпичись, милый друг. Спокойствие, спокойствие прежде всего.
- Да бросьте, господа, - говорил Маноцков. - Я ставлю еще пятьдесят.
Идет? Дайте мне карту.
- Куплю и я... - сказал сидевший поручик.
Ротбек спал в самой неудобной позе на трех стульях, и его розовое, еще
безусое лицо раскраснелось, и он походил на большого ребенка. Захар в
столовой наливал чай и носил его господам. Саблин пошел домой. Ему хотелось
одного - спать и сном сломить все ощущения этого вечера и ночи.


VI

Во втором эскадроне занятий не было. Все окна обширной казармы с рядами
железных коек, аккуратно постланных серыми одеялами, с подушками и
фуражками, висевшими над ними, были открыты настежь. У окон стояли без дела
скучающие солдаты и смотрели на большой усыпанный песком двор. Одна сторона
этого двора была отделена высоким жердевым забором, образовавшим со стеною
узкий коридор. Поперек коридора были устроены препятствия: земляной вал,
канава, плетень, лежало бревно, обмотанное соломой. Солдаты перегоняли через
них лошадей, выпуская их по одной и подгоняя хлыстами-бичами. Там слышались