"Юзеф Игнаций Крашевский. Старое предание (Роман из жизни IX века) " - читать интересную книгу автора

Весеннее утро вставало над чёрной стеной лесов, опоясывающих небосклон.
Набухшие почки развернулись за последние два-три дня, и в воздухе носился
аромат обрызганных росой листьев и молодой травы. Вдоль ручьёв, ещё не
вошедших в берега после весеннего паводка, золотились одуванчики, как
великолепное шитьё по зеленому ковру. Торжественная тишина предшествовала
восходу солнца, только птицы начинали просыпаться в ветвях и беспокойно
срывались с ночевья... Уже слышался щебет и призывный свист пернатой рати.
Высоко под облаками, описывая круги, реял седой орёл, высматривая на земле
добычу. Порой он повисал в воздухе, неподвижно застыв, а потом опять
величаво парил... В лесу что-то зашумело - и смолкло... Из чащи выбежало на
поляну стадо диких коз... Поведя вокруг чёрными глазами, они шарахнулись
назад... Топот заглох вдали - и снова стало тихо. Затрещали ломающиеся ветви
с другой стороны, и с шумом выбежал рогатый лось - он поднял голову, втянул
храпом воздух, задумался, почесал рогами хребет и медленно повернул обратно
в лес... И снова послышался треск ветвей и грузные шаги.
Среди густого лозняка засветились два глаза - то волк с любопытством
осматривался по сторонам; позади него, приложив уши, покатил испуганный
заяц, несколько раз прыгнул и припал к земле.
Все безмолвствовало, лишь вдалеке зазвучала утренняя музыка лесов...
Весенний ветерок коснулся крылом ветвей - и заиграл оркестр... Каждое дерево
играло свою мелодию, и ухо обитателя лесов могло различить лепет молоденьких
листочков берёзы, робкую дрожь осины, скрип сухих дубов, шум сосен и
жалобный шелест елей.
Шёл ветер, ступая по верхушкам деревьев, и все громче отвечал ему бор,
все звонче и все ближе звучала музыка утренней песни.
Над лесом проплывали зардевшиеся тучки, словно девушки, что,
пробудившись от сна, убегают, заслышав ход чужого. Серое небо постепенно
посинело вверху и позолотилось внизу; ветер разметал по лазури белые
облачка. Солнце ударило лучами ввысь... ночь бежала. Остатки теней и мрака
таяли в сиянии наступающего дня. Над ручьями и лугами, как жертвенный дым,
заклубился прозрачный туман, медленно поднимаясь к небу и растворяясь в
воздухе. Косые лучи солнца с любопытством заглядывали в глубину, выслеживая,
что выросло за ночь, что зазеленело, расцвело.
Шуму леса стали вторить хоры птиц; поднялся яростный гомон. На свету
ожили луга, заросли, чащобы и воздушные тропы - возвращалась жизнь.
В лучах кружились, сновали, вились беспокойные крылатые дети воздуха,
что-то щебетали друг другу, тучам и лесам.
Вдали откликнулись кукушки, кузнецы-дятлы уже ковали деревья. - Настал
день...
На опушке леса, у пересекавшей его ленивой реки, среди густых деревьев,
где ещё пряталась тень, высилась груда ветвей - как будто наспех сложенный
шалаш: несколько вбитых в землю колышков, а на них срубленные еловые сучья.
Рядом чернел погасший костёр, подёрнутый пеплом, а в нём недогоревшие
головешки. Подальше на сочной зеленой траве паслись привязанные к кольям две
маленькие неуклюжие лошадки, ещё покрытые зимней густой и мохнатой шерстью.
Какой-то шорох в лесу, видимо, испугал их: почуяв врага, они навострили
уши и, раздув ноздри, принялись нетерпеливо рыть копытами землю; одна из них
заржала, и эхо разнесло по лесу этот дикий звук, он отдался в лугах и
повторился ещё раз уже слабее...
Из-под ветвей показалась голова, заросшая длинными рыжими волосами; два