"Юрий Козлов. Условие" - читать интересную книгу автора

зрения труднее!"
У нее было собственное представление о справедливости. Справедливость,
по мнению матери, была изначально и навечно - на манер свинца - залита в
фундамент, на котором зиждились общественные отношения. Сама мысль, что,
быть может, фундамент не столь хорош, казалась ей кощунственной. Другое
дело, отдельные люди, которым доверили крепить фундамент, иногда вели себя
не вполне достойно: занимались демагогией, зазнавались, перебарщивали с
благами и привилегиями, с дьявольским упорством преследовали личные
корыстные интересы. От их неправедных действий, безусловно, страдала
справедливость. Исправлять положение, очищать фундамент от плесени, таким
образом, можно было, лишь выявив в каждом конкретном случае прямого или
косвенного виновника. Виноваты люди, но не фундамент. Вот почему матери не
нравились абстрактные злые разговоры, не основанные на строгих фактах.
Феликсу тоже приходилось беседовать с матерью на схожие темы. Странное
дело, удовлетворения после бесед он не испытывал. Мать не то чтобы не верила
ему, но как бы сомневалась в побуждениях, подвигающих Феликса на подобные
разговоры. Она искренне полагала, что ему нечего роптать на жизнь,
недовольство же его происходит от чьего-то нехорошего влияния, быть может,
от иностранного радио. Феликсу казалось, мать не признает за ним права
думать по-своему, и это обижало сильнее, чем если бы она ругалась, кричала.
Ему часто вспоминался один случай. Какие-то скоты повадились без конца
ломать выключатель, в результате чего подъезд оказывался залитым
электрическим светом днем, вечером, напротив, погружался во тьму. Мать,
единственную из жильцов, подвозили к дому на служебной машине, поэтому
именно к ней обратились за советом горестно стоявшие возле в очередной раз
разбитого выключателя уборщица и техник-смотритель. "Вот что, - с ходу
вникла в суть дела мать, - переставьте-ка выключатель повыше, чтобы нельзя
было достать". На следующий день пришел электрик с лестницей-стремянкой и
поднял выключатель на недостижимую для хулигана высоту. Это было мудрое
решение. Теперь выключателю ничто не угрожало. Вот только пользоваться им
стало невозможно. Подъезд погрузился в круглосуточную тьму. "Ничего, -
возразила мать, когда Феликс пожаловался, что подъезд превратился в
общественный туалет, - кому не нравится, возьмет дома лестницу, спустится
вниз, включит свет..." - "А утром, стало быть, выключит?" - "А утром, стало
быть, выключит". - "И опять со своей лестницей?" - "Надо, чтобы у уборщицы
была лестница!" - раздраженно ответила мать. "Да она старуха, - сказал
Феликс, - как она будет по лестнице?" - "Значит, надо..." - но тут зазвонил
телефон, и мать переключилась на решение более важных вопросов. Подъезд
остался во тьме.
Феликсу казалось, справедливость в понимании матери, тот же свет в
подъезде. Его, конечно, можно включить, но для этого надо иметь
лестницу-стремянку, быть готовым спуститься с ней в кромешной тьме на первый
этаж, нащупать на стене выключатель и т. д. и т. п.
Впрочем, то была обычная жизнь, где неожиданные откровения, без нужды
углубляющееся понимание людей - в первую очередь родных - суть одновременные
приобретения и потери. Никакой трагедии тут не было. Отец и мать дали ему
жизнь, до сих пор одевали, обували и кормили, хотя бы уже поэтому не стоило
судить их слишком строго. К тому же с недавних пор Феликс вообще сомневался
в собственном праве судить кого-то. Начинать следовало с себя.
Феликс начал сомнительно.