"Юрий Козлов. Одиночество вещей" - читать интересную книгу автора

с будущим дворничихиных дочерей, да к тому же еще и ведьм. Прошло всего два
года. И уже я сын недостойных родителей, моей семье впору устраивать погром,
мои родители, оказывается, поклонялись нечистой силе в лице
марксизма-ленинизма. А они - ведьмы! - выступают по телевизору,
предсказывают будущее, составляют гороскопы, купаются в славе и в долларах,
ездят в Амстердамы! Как же так?"
Леон поднялся навстречу Кате, преисполненный одновременно
благодарностью и злобой. Благодарность была по конкретному поводу, а потому
строго очерчена. Злоба - смутна, расплывчата, с тенденцией к безобразному
расширению, как нефтяное пятно в океане. То была вечная, как мир, злоба на
жизнь, без всякой справедливости возносящую одних и унижающую других. Злоба
стынущего во тьме неудачника к кобенящемуся в тепле и свете удачнику. То
есть, собственно, и не злоба, а естественное состояние человека. Не делающее
ему чести. Когда один из хвоста безнадежной очереди видит, что другой
отоварился и раз и два.
- Ну? - усмехнулась Катя, разгадав, по всей видимости, малооригинальные
и невысокие мысли Леона.
Она стояла перед ним в невиданной куртке, в переливающихся кроссовках с
разноцветными шнурками. Хорош (почти как у Эпоксида) был у нее и рюкзачок за
плечами.
Из Амстердама.
Леон незаметно бросил взгляд на свои некогда белые, а теперь серые в
ломких полосах ботинки, привезенные год назад матерью из Венгрии. Подобно
тому, как шагреневой кожей съеживались в Европе социалистические
пространства, все более редкими становились заграничные поездки родителей
Леона.
А было время, отец по приглашению Жоржа Марше вел марксистский семинар
в Париже!
Последний раз - несколько месяцев назад - отец был на Кубе и не привез
оттуда ничего. "Ничего не поделаешь, - помнится, развел он руками, когда
мать и Леон изумленно уставились в пустой чемодан. - Социализм на Кубе
достиг абсолютной свободы от товаров. Социализм или смерть, так считает мой
друг Фидель". - "А что лучше?" - не выдержал Леон, надеявшийся если не на
ботинки, так хоть на майку. "Трудно сказать, - пожал плечами отец, - это как
разница между смертью медленной и мгновенной. Говорили люди: поезжай в
Пхеньян, если не получается в Ханой!"
- У меня одиннадцать рублей, - Леон решил, что Кате Хабло, как некогда
товарищу Сталину и, наверное, сейчас товарищам Фиделю Кастро и Ким Ир Сену,
надо говорить правду, одну только правду. - На шампанское должно хватить.
- Погуляем, - ответила Катя, - а там видно будет.
- Конечно, - Леон наметил маршрут: мимо школы по набережной, а там
через проходные дворы на проспект к "Кутузову". - Я давно хотел у тебя
спросить...
- Про гороскопы КПСС и марксизма-ленинизма? - поморщившись, закончила
она за него. - Не ты один. Вчера директор тоже спрашивал.
Леону бы: нет, почему мне так хорошо с тобой? Или еще пошлее: известно
ли тебе, какие у тебя красивые глаза?
Девочки любят пошлость.
Он же, как идиот, молчал, позволяя верблюду в лице КПСС и
марксизма-ленинизма влезть в, казалось бы, совершенно непролазное для него