"Вильям Федорович Козлов. Я спешу за счастьем " - читать интересную книгу автора

Мне не было стыдно. Мне было больно. Проклятое стекло все сильнее
впивалось в руку.
- Держите его, я сейчас,- сказал продавец, налюбовавшись на меня. -
Директора позову. И милицию.
Наконец пришел директор, и меня освободили от капкана.
Этот день я запомнил на всю жизнь. В этот день кончилось мое
счастливое детство. Я всерьез задумался: что такое друг? И что такое добро
и зло? Хорек никогда не был моим другом. Он сожрал украденную плитку
шоколада и потом, конечно, смеялся надо мной. Да и мне Хорек никогда не
нравился. Но уж если бы он оказался на моем месте, я бы его не бросил. Это
я точно знал. То, что воровать нельзя, мне было известно. До того, как
Хорек подбил меня на это дело, я никогда не воровал. Забраться в шкаф и
взять горсть конфет - я не считал воровством. Случалось и мелочь брать у
матери "в долг". Но потом я всегда старался положить деньги на место. А тут
настоящая кража со взломом витрины. Было о чем задуматься мне и моим
родителям...
На семейном совете решили отправить меня к бабушке на станцию
Куженкино. Это в двадцати трех километрах от Бологого.
- Поживет один - узнает, почем фунт лиха, - сказал папа.
- Там с воришками нянчиться не будут, - прибавила мама. - Чуть что - и
за решетку.
- Верно, - согласился я и стал собираться в дорогу.
Поезд прибыл на станцию в семь утра. Еще в поезде я узнал, что
началась война. Рассказала об этом толстая тетка, которая села в наш вагон
в Осташкове.
- Германец напал, - сказала она, задвигая объемистую корзинку под
нижнее сиденье. - Что-то будет, господи!
- Ничего не будет, - сксказал я. - Разобьем, как япошек.
Я вспомнил песню о трех танкистах - ее тогда распевал и стар и млад -
и подумал, что с такими ребятами мы не пропадем. Они кому хочешь дадут
жару. "Три танкиста, три веселых друга - экипаж машины боевой".
Солнце едва поднялось над избами, когда я сопливым мальчишкой сошел с
поезда. Я запомнил то утро. На станции было чисто и тихо. Я бросил билет в
урну. Тогда я еще не подозревал, что это последняя ниточка, связывающая
меня с мирной жизнью, домом, родными. Дежурный надел жезл на плечо, снял
красную фуражку и почесал макушку. Потом зевнул и направился в свою
дежурку. Я остался на перроне один. Стоял и смотрел на медный флюгер,
который неподвижно застыл на цинковой крыше конусной вокзальной башенки.
Флюгер указывал на запад. Я любил эту тихую станцию. Сразу за линией
начинался сосновый лес. В лесу всегда было полно грибов и ягод. Если идти
по шпалам вперед, по направлению к Бологому, то придешь на речку
Ладыженпку. А если идти в другую сторону, по направлению к Осташкову, то
обязательно повстречаешь глубокую Шлину. Там рыбы много.
Бабушкин дом стоял напротив вокзала. Он немного покосился на одну
сторону. От старости. Бабушка рассказывала, что ее дом - первый дом на
станции. Дедушка срубил его прямо в лесу. А потом рядом построились
Ширяиха, Федулыч, Топтыга, Губины.
Солнце ударило в окна. Казалось, внутри бабушкиного дома заполыхал
пожар. На коньке крыши прилепилась скворешня. Скворец уже проснулся и, сидя
на жердочке, ковырялся носом в собственных перьях: птичьих блох шпынял. За