"Вадим Кожевников. Белая ночь " - читать интересную книгу автора

невмочь никому, чтобы такие габариты на машины водрузить, - запротестовало
несколько водителей.
- На своем горбу только в зависимых странах на плантаторов работают, -
сказал самоуверенно Фенькин. - А у нас механизация положена.
- А откуда ты ее взял здесь, механизацию?!
- Из одного особого места, - сказал Фенькин и многозначительно приложил
ладонь ко лбу, - из этого самого, где всякие извилины. И серое вещество,
которое человеку светит сильнее прожектора.
- Да ты не темни!
- Ладно! - благодушно согласился Феликс Фенькин. - Значит освещаю и
просвещаю, как можно универсально трактором пользоваться. Конечно, не так,
как некоторые - на нем за поллитром по непроходимой местности до базы, - а
для того, чтобы он подъемником стал: с одной стороны подпихивал груз, как
бульдозер, на горку, с другой стороны - работал, как лебедка, затягивая
грузы на горку, а затем на платформу машины. Вняли? Дошло? Просветились. Ну
теперь мелкие подробности, касающиеся, как, кому, что...
Но как бы Феликс Фенькин ни старался выглядеть боевито и бодро, он
испытывал жар и озноб, хотя и хорохорился перед товарищами с излишком, и они
понимали, почему он так хорохорится перед ними: не только, чтобы себя
подать, но и потому, что хотел скрыть от них свое состояние. Но
соболезновать ему было сейчас ни к чему. Без Фенькина не обойтись, пока не
сделают все, что нужно для начала работ по погрузке.
Феликс часто совал обмерзшие ладони себе за пазуху, отогревая их так в
горячем жару. Потом снова долбил ломом землю под мертвяк из пачки бревен,
работал гаечным ключом, снимая балки с полозьев, а в промежутках бульдозером
сгребал и уминал горку, предназначенную под эстакаду. И только когда работы
были закончены и предстояло начать уже погрузку, на вопрос одного из
водителей:
- Ну как ты? Феликс ответил:
- Адаптировался.
- Чего?
- Ну, присобачился вполне, вам холодно, а мне жарко. - И, распахнув
полушубок, глядя тускло, с поволокой, вдруг осведомился, оглядываясь на
льющее свет небо: - Это отчего сегодня салют, не знаешь?
- Какой там салют, ты что, не в себе?
- Ну, салют им всем за все. - И, выбравшись из кабины бульдозера,
шатаясь, Феликс побрел к краю берегового припая, подняв голову и уставясь
взором ввысь.
Слабого и обвисшего на руках, его привели в вагончик и уложили на полку,
снова накрыли шубами и снова напоили из алюминиевой кружки спиртом из
аптечки, которой заведовала Алена Ивановна.
Алена Ивановна ухаживала то за Феликсом, то за Егором Ефимовичем,
который не сразу ожил, но ожив, имел нормальную температуру, не кашлял, не
сморкался, и только от ударов о лед у него была не то вывихнута рука, не то
сломана ключица и повреждена кожа на голове. Но он бодро переносил боль. На
вопрос о самочувствии отвечал:
- Как после боя, в санбате. Из небытия вернулся в бытие, и, значит,
теперь главная безотложная задача - вернуться к себе в часть.
Он лежал на спине, в прорехе рубахи виднелась седая шерсть, на груди, на
осунувшемся лице выступили сухие глубокие морщинки, глаза запали, губы тоже.