"Вадим Кожевников. Белая ночь " - читать интересную книгу автора

это дано не ради свершения великого священного подвига, как это было в годы
войны, а для самого обычного и хорошо оплачиваемого труда.
Но, мысля по-военному, Ползунков соображал так: где происходит
сосредоточение огромных масс техники, там и главное направление атакующего
массированного удара - на прорыв. Значит, здесь, в северных широтах, что
обозначено? Скопление сил на прорыв. Куда? В очень хорошее будущее этого
огромного пространства планеты. На великую пользу всей страны.
Поэтому Ползунков, будучи преисполнен таким сознанием, впадал неизменно
в торжественный тон, рассуждая о задачах, которые поставлены перед его
транспортной бригадой.
- На фронте мы без вагончиков и балков, и коммунальных услуг
обходились, - сообщал Ползунков высокомерно. - В окопах и траншеях
обживались, словом, в земле жили. И воевали без выходных и при всякой
погоде, когда надо, круглосуточно, и вполне нормальным считали, что
противник воздействует на нас из всех своих стволов разнокалиберными
убойными средствами, с соответствующими для нас последствиями.
Но свою боевую технику - орудия и тягачи к ним - оберегали пуще своих
жизней. В земле солдату спасение, чем глубже зароешься, тем тебе надежней.
Но у нас такой порядок: сначала капониры для орудий и тягачей отрыть и
только после этого себе щели копаем. Артиллерист как мыслит? Вся сила его в
орудии. Это вам не из винтовки пулять, не из автомата брызгать. Снаряд при
попадании такое наворотит, что целой роте пехоты невмочь. Наш прицельный
огонь для пехоты - прикрытие, огнем и путь ей проламываем, сокрушаем
оборонительные сооружения. Так мы свои орудия обожали, словно они высшие
существа, от которых мы все зависимые. У нас пушка имелась - с шестнадцатью
звездами, столько танков из нее разбили. Ей срок вышел, положенный по числу
посланных из нее снарядов, забрали эту пушку от нас в ремонт. А мы словно
комбата потеряли, такое самочувствие у всех унылое, любили эту пушку за всю
ее на нас службу. - Потупившись, Ползунков пояснял: - Я это к чему
вспоминаю. Машиномощностей у нашей транспортной бригады, пожалуй, больше,
чем у артиллерийского дивизиона во время войны было. А артдивизион крупного
калибра силой считался. Знамя свое имел, и именование по сражениям ему
присваивалось. После войны мы с гордостью писали полное именование
артдивизиона, в котором служили, себе в характеристику. Вот мне и
желательно, чтобы вы свою нынешнюю технику тоже уважали, хоть и не
по-бойцовски, но хотя бы вроде службы мирного фронта. Ведь говорят же про
нас строители, что мы им фронт работ обеспечиваем своевременной доставкой
грузов. Фронт! Очень значительное это слово. Ко многому человеческую
сознательность обязывает.
Фенькин, отличный механик с надменными карими глазами, прервав
Ползункова, вызывающе осведомился:
- По-вашему выходит, с меня теперь причитается за то, что на войне не
был, теперь, как оглашенному, нужно вкалывать?
- Зачем, я не к такому пониманию вовсе высказался, - с достоинством
произнес Ползунков. - Ни воевать, ни работать так, как ты, налегке, неумно
выразился, не в нашем это обычае. Как на фронте, так и теперь на работе
человеку что светит - то, чего сейчас еще нет, но что будет. Нам,
фронтовикам, фашистский рейхстаг со знаменем нашей победы стал рубежом, а
вам, свежему поколению, которое здесь, на высоких широтах, работает, тут
полный разворот - преображение большого куска планеты в огромную