"Вадим Михайлович Кожевников. Петр Рябинкин " - читать интересную книгу автора

осознанным счастьем.
И с того мгновения Нюра стала для Петра не просто
девчонкой-приятельницей, на которой пришлось жениться, если иначе нельзя
всегда быть вместе, а тем единственным высшим существом, которое обладает
способностью вместить твою боль, радость, как бы быть одновременно тобой и
собой. Их неуверенная любовь перешла в душевную взаимозависимость, обрела
торжественную, таинственную власть над ними. И они думали, что постигшее их
счастье есть нечто .исключительное, неведомое другим в даже слишком велико
для них самих и что за него надо безотлагательно и безмолвно
расплачиваться, чувствовали себя в долгу перед всеми людьми, лишенными
такого счастья.
Трушин засек: Петр Рябинкин систематически подсовывает свои
обработанные детали соседу по станку Чишихину, который до этого не
вытягивал нормы, и, когда кассир выдавал получку, Чишихин стыдливо и
поспешно накрывал ее ладонью, чтобы другие не видели, какая она тощая.
Также Трушин имел информацию о том, что Нюра Рябинкина, оставаясь на вторую
смену, наряды за эту смену заполняла не на себя, а на Егоркину, которую
бросил муж, и Егоркина являлась на работу заплаканная, с дрожащими руками,
что для разметчицы - гибель.
Хотя у Нюры кроме ожерелья, похожего на ошейник, еще завелись серьги,
похожие на блесны, и Трушин ехидно не раз у нее осведомлялся, клюет ли на
них щука или только такие пескари, как Петька, к судьбе своих бывших
выучеников он относился ответственно и внимательно. Трушин не без основания
считал себя человеком прямым, неспособным на всякие там хитрые подходы, и
он сделал так, как свойственно было его натуре: пошел в литейную, где
работал муж Зины Егоркиной, Владимир Егоркин, отозвал его в сторону,
спросил:
- Ты меня, Егоркин, знаешь?
- Знаю, - сказал Егоркин.
- Так вот, - сказал Трушин, - я в твои семейные дрязги лезть не
собираюсь. Но как член завкома предупреждаю: если у твоей Зинки будут снова
руки на работе трястись, я над тобой такой товарищеский суд учиню, что ты
на нем еще до приговора сомлеешь.
- Я ее рукам не хозяин, а ты мне не инстанция, - ответил Егоркин.
Трушин побагровел, но тут же прибег к спасительному средству, как к
тормозу. Закурил, потом произнес неожиданно кротко:
- У меня, Володя, против твоего семейного стажа еще дореволюционный
опыт, скажу: если у женщины руки трясутся, значит, ее сильно обидели, по
самому сердцу.
- А как она меня? Ты этого не знаешь! - горестно воскликнул Егоркин.
- Стоп, - сказал Трушин и приказал: - А ну закрой глаза. А теперь
вытяни перед собой руки. Все! - объявил Трушин.
- Что все? - спросил Егоркин.
- Явственно, что ты не переживаешь. Если б переживал, пальцы бы
трепыхались. Проверка точная, по медицинской науке. В медпункте так на
нервность испытывают. По закону. Значит, я констатирую факт. А против
фактов переть не выйдет.
- Поймал, да! - презрительно сказал Егоркин.
- Я тебя не ловить зашел, а посоветовать, чтоб ты упущение не
совершил.