"Вадим Михайлович Кожевников. Петр Рябинкин " - читать интересную книгу автора

- Заправляетесь, - сказал одобрительно Трушин. - Пируете. - И почти
было улыбнулся жесткой щекой, но меткий взгляд его приметил на шее у Нюры
ожерелье, блестевшее металлом, как ошейник. Трушин нахмурился, лицо его
приняло брезгливое выражение, и он сказал сварливо: - Все вы, нынешняя
молодежь, живете, будто иждивенцы у Советской власти, учат вас даром,
общежитие предоставляют, спецовки выдают бесплатно, получки все равно как у
людей, а положительности в вас нет.
- То есть как это нет? - спросила тихо Нюра. - Мы же работаем. Петя,
например, даже стахановец.
Но Трушин только пренебрежительно махнул рукой и отошел, прихрамывая
на простреленную во время гражданской войны ногу.
Рябинкины сочли этот упрек Трушина хотя и не очень справедливым, но
возможным, так как и без Трушина испытывали некоторое смущение оттого, что
они сами по себе очень счастливые и все у них есть.
Завод, на котором работали Рябинкины, в силу возникшей военной угрозы
перешел на удлиненный рабочий день, кроме того, приходилось оставаться на
сверхурочные, нормы все увеличивались, но заметного изнурения от тяжелого
труда они не испытывали, так как этот напряженный труд сопровождался
частыми гордыми радостями, когда их награждали грамотами, премиями,
называли их имена на собраниях.
Рябинкины так увлекались возвышавшим их рабочим почетом, что
воспринимали его не как заслуженную .награду, а как личное праздничное
удовольствие.
Рябинкины были убеждены в том, что им досталась легкая, исключительно
хорошая жизнь.
На займы они подписывались с таким чувством, будто возвращают
государству лишь то, что перепало им лишнего. Нужно, конечно, учитывать:
Рябинкины - бывшие детдомовцы, продолжение детдома - интернат фабзавуча,
где привычка считать себя членами многодетного семейства только упрочилась,
а коммунный быт порождал неприязнь к вещепоклонству.
Это же коммунное бытие сделало их неспособными к одиночеству и внушило
простодушное, простецкое отношение к людям, что вначале в коллективе цеха
было неправильно понято как проявление незрелости.
Приметив на заводе друг друга, они, словно дальние родственники или
земляки, естественно, почувствовали взаимное тяготение друг к другу. И
женились они, пожалуй, от непривычки к одиночеству, от желания быть
подольше вместе, потому что были понятны друг другу. И такого могло вполне
хватить для супружества.
В тот первый день, когда они вошли в свою комнату заводского общежития
для семейных, Нюра, не снимая жакетки, покорно уселась на еще не застланную
койку. Она сидела, плотно сжав колени, и на лице ее было выражение
горестной, жалобной готовности. Петр подошел, она закрыла глаза, веки ее
дрожали. Петр наклонился и поцеловал, промахнувшись, в подбородок. Она
откинулась, вытирая машинально подбородок тыльной стороной ладони.
И потом им было только неловко, конфузно, совестно, и это долго не
проходило.
Как-то, ковыряясь в подошве ботинка шилом, Петр уколол себе палец;
поморщившись, он замотал пальцем, как балалаечник. Но Нюра при этом так
болезненно, так отчаянно вскрикнула. И этот ее крик как бы вдруг открыл им,
кем они стали друг для друга, ошеломил и озарил своим только теперь