"Михаил Эммануилович Козаков. Смертники " - читать интересную книгу автора

сволочь, - так мы бы разве сидели тут?...
- Шут! - досадливо прикрикнул Базулин. - Я вот к чему говорю, Иоська...
Был буржуй - нет буржуя - так?
- Выходит, что так.
- Ну, вот. Я говорю: теперь никакого резонту нет в том приговоре. Ежели
стрелять, так в ту же минуту надо, сразу -во что!
- Я, Отец, не могу дать согласия...
- Эх, сусля ты! - сплюнул Базулин застрявшую меж зубов махорку. -
Сусля - одно слово! Ну, так я вот насчет своей личности: не должно меня
пулей стребить, потому в личность мою вскочила перемена. Может, тебе,
парень, и не понять этого дела...
- Почему не понять? - старался казаться обиженным Иоська. - Когда тебя
каждую минуту могут взять на расстрел, - так тут всякая перемена может
случиться.
- Ну вот, парень... Не сплю я по ночам и думаю. Про себя и про всякое
такое. Ну, и думаю: скажем, икотка у человека есть...
- Ну, так что?...
- Ну, настращай вдруг того человека - она и оборвется. Или так думаю:
примерно, ешь ты всю жизнь мясо коровье... Та-ак. Ешь, а от какой именно
коровы - не знаешь. И увидел раз, как эту самую живую скотину насмерть бьют.
Или, примерно, голубя ножичком... а? Увидал, значит, и - бывает так,
ей-богу - опосля этого не полезет тебе в рот тая пища. Голод морит, а тую
пищу не возьмешь...
- Сказки! - хитро и недоверчиво посмеивался Иоська. - Пpo эти сказки ты
ночью думаешь?
- А ты до конца слушай. Вот... Одумается в таком случае человек да и
начнет одни только коренья шамать да молоко пить. А еще сапоги с ног
поснимает: потому и сапоги со скотины, в общем, содраны. И выходит так,
Иоська: всякого человека, друг ты мой, жизнь оборвать может... Покажет ему
близко смерть - и оборвет. Перемену сделает...
- Хорошо! - воскликнул Иоська Глиста. - У тебя фантазии, как у
интеллигента... Хорошо. Но, может быть, ты еще о чем-нибудь ночью
думаешь?... Не только о сказках всяких?
Базулин не отвечал. Сидя на наре, он свесил голову вниз и покручивал
пальцами окурок выкуренной цигарки. Он о чем-то раздумывал.
Мысли двигались, как человек под снежную гору с нагруженными салазками.
Салазки тянут вниз, тяжело человеку - он время от времени останавливается и,
туго дыша, крепко зажимает в руке конец бечевки. И - снова подымается в
гору.
Иоська волновался, Иоська торопил сосредоточенно молчавшего товарища:
- При чем, при чем все это?... Может, ты болен, сдурел: чего ты
говоришь про какую-то икотку, про корову? В чем дело?...
- Я не сдурел, - поднял голову Базулин. - Икотка - это к примеру, и
корова тоже. Это я, чтоб сказать: всякая перемена с человеком вдруг
случается. Понятно? Ну, значит, был я, примерно, в бандитах, и больше -
аминь тому! Вскочила в мою личность перемена. Через смерть вскочила - верно.
И дразнит она, три месяца, гляди, дразнит... Под боком живет смерть. Ведь
так, парень? А?
Иоська вздрогнул.
- Страшно, парень - а? - почти шепотом, тяжело и э пытая, переспросил