"Михаил Эммануилович Козаков. Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы " - читать интересную книгу автора

крепкие пинки революции.
Они утоляли свою жажду лимонадом, обменивались чужими векселями и
веселили себя остроумными анекдотами, которые не всегда рисковали
рассказывать у себя дома.
Они хорошо друг друга знали, и когда кто-нибудь из них долго не
появлялся в "Марфе", о нем говорили, что он "экзаменуется у прокурора"...
Нередко к ним спускался сверху Абрам Нашатырь, присаживался и, медленно
покуривая, выслушивал последние анекдоты и булынчугские новости и слухи,
откладывавшиеся в "Марфе" как монеты в копилке.
Иногда и он сам втягивался в дела этих людей: покупал иностранную
валюту или давал взаймы деньги под залог какой-нибудь золотой вещи, толк в
которых научила его понимать та же Марфа. Васильевна.
Когда проходил условленный срок возврата денег и должник приносил их на
день-два позже, Абрам Нашатырь уже не принимал и спокойно говорил
неаккуратному булынчужанину:
- Если бы у меня был банк, то я на эти деньги начислил бы проценты, а
вы б меня тогда наверно не уважали... Но у нас с вами было честное слово, -
так почему вы хотите, чтобы я вас не уважал?! Э, не будем спорить, давайте,
я вас лучше угощу бутылкой хорошего лимонада!... Вы не отказывайтесь, потому
что нехорошо обижать хозяина. Розочка, дай нам для охлаждения бутылочку
"Клико".
И опешивший должник угрюмо пил вместе со своим кредитором сладенький
бесплатный лимонад и - бессильный изменить решение Абрама Натановича - так
же угрюмо и с горечью шутил:
- Ну, ничего приятного я не чувствую сегодня в вашем напитке: я его пью
с... "нашатырем"!
И Абрам Нашатырь ухмылялся:
- О, так тогда мой лимонад вам только на пользу: он врачебный, как из
аптеки.
- Ну, это - та аптека, которой отравиться можно!... - не унимался
обиженный булынчужанин.
Так было днем: приходили в "Марфу" "продавцы воздуха", и Розочка
вынуждена была сидеть скучая за буфетной стойкой.
Но рано утром, когда в кафе не было еще посетителей и прислуга мыла пол
и вытирала на окнах и столиках пыль, Розочка приходила сюда с папкой нот, в
сопровождении Елены Ивановны; обе присаживались к стоящему неподалеку от
буфетной стойки пианино, и дочь Абрама Нашатыря сначала играла скучные гаммы
и долго разучиваемую "Музыкальную табакерку" Ланге, а потом, вместе с Еленой
Ивановной - в сотый раз - в четыре руки вальс из "Фауста" или бойкую
бравурную пьеску, имитирующую отход со станции курьерского поезда.
Пьеска требовала от Розочкиных пальцев быстроты и четкости, а пальцы
эти - короткие и тяжелые - часто путали костяшки клавиатуры, прыгали по ним
невпопад и неуклюже срывались с черных "диэзов" и "бемолей" как неопытный
воробей с ветки.
- О, я устала... - смущалась Розочка. - Фу ты, проклятый "поезд"!...
- Ну, давайте сначала, - улыбалась Елена Ивановна. -Вот после моей
паузы... после "третьего звонка"... давайте его.
И Розочка вновь пристраивала свои упрямые пальцы на клавиатуре, широко
открытыми напряженными глазами глотала неподатливую строчку нот, -
разместившихся разнотыком на пяти линиях, как галки на телеграфных