"Михаил Эммануилович Козаков. Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы " - читать интересную книгу автора

Абрам Нашатырь, жестоко любивший по ночам эту женщину, был в то же
время молчалив и труслив в своих ласках, все еще внутренне принижаясь перед
барским прошлым Марфы Васильевны. Иногда оно так давило прежнего базарного
торговца курами и гусями (Марфа Васильевна всегда молча встречала его
любовь), что хотелось в исступлении ударить ее, уйти и позвать на ее место
женщин с улицы -таких разгаданных и понятных ему.
Но проходила ночь, - и Абрам Нашатырь был уже доволен: эта бывшая
дворянка сама умела так хорошо забывать свое прошлое, умела быть такой
деловитой и проворной хозяйкой гостиницы и кафе, умела покрикивать,
торговаться и обманывать инспекторов и ревизоров булынчугской власти, словно
делала это всю свою жизнь...
- Абрам Натанович, - говорила она ему, - мы с тобой такое дело устроим,
какому во всей губернии не будет равного, не то что в Булынчуге!...
Абрам Нашатырь был доволен. Абрам Нашатырь верил в нее и не возражал
теперь против того, что каждую неделю, подсчитывая прибыль, Марфа Васильевна
оставляла себе часть денег и говорила:
- Я привыкла к самостоятельности. Разве я плохой управляющий делами у
тебя?...
- Абрум Нашатырь... - встретил его на улице уважаемый всеми евреями в
Булынчуге раввин. - Абрум Нашатырь! Разве в городе мало еврейских женщин,
могущих делить с тобой супружескую жизнь? Почему ты не женился, а взял к
себе в дом чужую женщину, умеющую только ненавидеть нас, евреев?...
- Во-первых, - усмехнулся Абрам Нашатырь, - я женился: каждый год она
может от меня зачать, если мне это нужно будет. Это - первое... И,
во-вторых, реббе Ицхок, разве у нас в городе мало еврейских парней, что ваша
младшая дочь уехала в Ростов с армянским студентом?!
- В каждой семье может быть несчастье. Она мне больше не дочь...
- О! - рассмеялся и приподнял свой картуз Абрам Нашатырь. - О! Какой же
я вам после этого "сын"? До свидания, реббе Ицхок, живите долго!
- Ты грубиян, Абрум Нашатырь, - сказал с горечью реббе Ицхок.
- Я грубиян, реббе Ицхок, - пусть будет по-вашему.
- У тебя нет Бога!
- У меня нет Бога, реббе Ицхок... До свиданья, живите долго...
И разошлись.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Днем в "Марфе" народу было немного - и всё люди почти одних и тех же
занятий. Они приходили в одиночку или маленькими группами в кафе Абрама
Нашатыря, пыхтели от расклеивавшей их тело жары, обмахивали свои потные лица
панамами и картузами и благословляли спущенные на окнах шторы, скрывавшие их
от погони оскалившегося неумолимого солнца.
Они заказывали лимонад и ситро, ели мороженое и пили чай (Розочка
заметила, что толстяки боролись с жаждой больше всего при помощи чая, а
худощавые любили лимонад), спрашивали друг друга о сегодняшних ценах на
махорку, на участкового фининспектора, на крестьянский заем, на московскую
мануфактуру и украинский сахар.
Каждого из них в отдельности называли в городе по фамилии, а всех
вместе - "черная биржа" или "продавцы воздуха". И никто из них на это не
обижался, потому что у каждого за спиной была избегавшая труда семья и