"Михаил Эммануилович Козаков. Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы " - читать интересную книгу автора

могу и по-французски... Ч-чест-ное слово!...
И она расслабленно смеялась растянувшимся и вялым, пятнисто-накрашенным
ртом, и смех ее хило и неровно падал к столу, как последние, едва собранные
капли из опорожненной до дна бутылки.
Барышник с проститутками сидел почти вплотную к пианино, и Елена
Ивановна чувствовала на своей шее их пьяный, шедший отрыжкой и табаком,
горячий дых. Он шел непрерывно, густой волной, со всех сторон: никогда еще в
"Марфе" не было столько пьяных и выгодных посетителей, как сегодня.
Они помногу пили, ели, шумели; немногим трезвым в кафе было душно и
неприятно, и вспотевший печальный Турба презрительно усмехнулся в сторону
рыжего виолончелиста:
- Ну, Исаак Моисеевич, вот вам и шум, - так это, по-вашему, человек
живет?...
Он сделал ударение на слове "человек". Виолончелист махнул недовольно
рукой:
- Не тот шум, - пустой, хоть тяжелый!... Я вам про другой говорил...
- Музыку!... - кричали из-за столиков.
- Д-жар-рь!... Наяривай за наши денежки!...
- Какие мерзавцы... какие мерзавцы... - тихо вдруг, жалобно прошептала
Елена Ивановна, тоскливо заглянув в глаза Турбы.
- Не надо плакать... - так же неожиданно сказал скрипач, участливо
притронувшись к ее плечу.
Она не плакала, но оттого, что он сказал ей об этом, Елена Ивановна
почувствовала, как вцепилась вдруг щекочущим пауком в горло минутная горячая
спазма и стало трудно смотреть глазам от застлавшей их пузырьком душной
слезы...
- Д-жарь, музыканты!...
- Для души звякни!... - бросил на пианино надорванную рублевку щедрый
барышник и, наклонившись, дружески ткнул пальцем в живот виолончелиста,
подбросив смешно на лбу пиявки черных бровей и вытянув при этом свое
загорелое, с серыми каплями пота лицо. - Звякни, красавец!...
- Сволочь!... - угрюмо буркнул в сторону Исаак Моисеевич и отчего-то
густо и протяжно-грубо, - как будто хотел разорвать что-то крепкое,
мешавшее, - провел воющим смычком по струнам виолончели.
- Музыку... Музыку!... - кричал уже десяток голосов.
- Танцевальную чтоб... - мутно улыбалась Турбе сплюснувшая о стол свою
грудь, покачивавшаяся бессильно женщина.
- Цыпонька, танцевальное... Я не хухрю-мухрю... Она отяжелела и с
трудом могла бы встать.
- Давайте... коротенькое... - сказал Турба и взял со стула скрипку. -
Ну!... - он взмахнул смычком.
И сразу же, услышав знакомый мотив, кто-то из сидевших в глубине кафе
чуть хриплым^ и надтреснутым, но верным голосом громко запел:

Я гимнази-истка
Шесто- ого клас-са,
Пью самогонку Д
а вместо квас-са!...