"Михаил Эммануилович Козаков. Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы " - читать интересную книгу автораприцел для этих внимательно бегающих глаз. - Старик, давай номер! Но только
самый лучший, какой есть у Абрама Нашатыря... - Сию минуту, господин! (Старик по-прежнему величал так приезжавших.) Четырнадцатый, пожалуйста, - два с полтиной в сутки. - Хоть пять!... Нашатырь спит, а? - Спит. Изволите знать их? - спросил с нарастающим любопытством старый швейцар. - Как будто бы... - усмехнулся весело приехавший. - Ну, показывай номер. - Сию минуту. Паспорт прошу... Можно и завтра, конешно, только, может, милиция с обходом ночью придет. - Не дури, старик, я тебе говорю... Насчет паспорта - это мы завтра с хозяином. Куда? Наверх? В сопровождении старика он начал подыматься по лестнице, мерно постукивая своими костылями. Когда старик, включив в номере свет, собирался уже уходить, приехавший веселым и довольным голосом сказал ему: - Я проснусь не раньше двенадцати: чтобы подали мне сюда воду для бритья и кофе с хорошими булочками. Я вижу, что у твоего хозяина лучшая гостиница, чем те вонючие гуси, которых он подсовывал на базаре... Ну, катись, старик!... Он, усмехаясь, запер за швейцаром дверь на ключ. Старик медленно побрел вниз, в свою каморку, - теперь можно и ему поспать до утра. Перед глазами живое, с дерзкой горбинкой лицо инвалида, упрямый, Натановича, и - всего лишь легонький потертый желтый саквояж. Ох, может быть, следовало старому Якову сейчас же потребовать от приезжего все и всех разъясняющий паспорт?... Может быть, будет сердиться Абрам Нашатырь, что не разбудил его Яков, чтобы сломить упорство непонятно почему так загадочно посмеивавшегося и не желавшего отдать свой паспорт приезжего инвалида?... Старик осмотрел еще раз запоры у парадной двери, выключил всюду свет и направился к своей постели: к узенькому сундуку в бывшем чулане. Утром старый швейцар рассказал Абраму Нашатырю о приехавшем ночью пассажире и добавил: - Полагаю, Абрам Натанович, паспорт у него обязательно, как проснется, взять нужно. Посмотреть на вещички кажного, поймать его глаз, паспортишко притом сравнить с глазом, -и весь человек тут! - Что, он называл мою фамилию и мое имя? - спросил Нашатырь. - Два раза и в тошности, Абам Натанович. Тольки не в том дело, я думаю. Что фамилия? Фамилию кажный дурак мог сказать, не то что извозчик... Фамилия известная ваша. А почто ему про прежние дела ваши вспоминать надо было? Гуси, говорит, у его вонючие были, а гостиница, говорит, по всему видать, - очень даже настоящая. Сказать бы - злость у человека или зависть даже, так нет: голос у него веселый очень, хоть нога, примечайте, одна только... Во! - Молодой? Старый? - Годов не больше как за тридцать, думаю. И бритый притом. И саквояжик при ем легонький - словно только в баню с им итти, - повторил свой рассказ старик. - Воду, говорит, мне - чтоб побриться, значит, - и булочки, говорит, |
|
|