"Михаил Эммануилович Козаков. Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы " - читать интересную книгу автора Если потушить вот висящую у подъезда на железном прутике, как крупная,
не скатившаяся с ресницы слеза, электрическую лампочку, - поглотит зевом своим темнота и весь большой двухэтажный дом с двумя вывесками Абрама Нашатыря. Но не падает в темь повисшая над дверью одинокая слеза, а за дверью, прикорнув в плетеном кресле, ждет пассажиров старый Яков. Сон оттопырил сморщившийся кармашек его губ с застрявшим на них пятнышком папиросной бумажки от недавно выкуренной цигарки. Коптит ночничок у пустующей вешалки, и недалеко где-то щекочут тишь своим тонким коротким сверлом уютные сверчки. Тишина. Изредка колыхнет ее своими торопливыми шагами запоздавший прохожий; прошмыгнет мимо подъезда хвостик быстро пропадающих чьих-то голосов; крикнет кошка где-то во дворе, прощелкает в саду соловей - и опять тишина. Старик словно не слушает и не слышит всего этого, потому что губы его остаются неподвижными и пустыми, а глаза - спрятанными в морщинистую наволочку век. Он даже не пошевельнется и тогда, когда всю Херсонскую перечеркнет вдруг протяжный крик приближающегося к вокзалу поезда, и вслед за тем упадет на нее озорной, гулкий камень гудка: губы по-прежнему оттопырены, и стекает на них по серому мотку чуть желтых у корней усов скрипученький, тоненький храп. Но вот далеко еще, в конце улицы, журчит уже по камню знакомый перекат извозчичьих колес, - камень ночной мостовой начинает дышать, - и старик вдруг подбирает кверху кармашек своих губ, обнажает глаза, быстро зажигает в подряд зевает. Извозчики приближаются, конские подковы высекают о булыжник синие, короткие искры, скрипит обтрепанный извозчичий кузов, - тогда Яков раскрывает дверь и выходит на крыльцо. Вот, так и есть: извозчик сворачивает с камня, чтобы остановиться через минуту у освещенного подъезда гостиницы. - Пожалуйте, господин. Свободный номер для вашего удовольствия, - встречает старик пассажира. Яков хочет подхватить, по привычке, вещи приехавшего, но он, оказывается, приехал только с маленьким желтым саквояжиком. Старик отходит в сторону и ждет, пока отпустят извозчика. С пролетки быстро, но осторожно, соскакивает человек в черном клеенчатом картузе, на костылях. - Старик, бери мой саквояж! Так же быстро, как и соскочил, он, выбрасывая далеко вперед единственную ногу, прошел в вестибюль. Яков следом за ним принес легонький саквояжик и с обычным - не умиравшим в этом старом швейцаре гостиницы - любопытством посмотрел на приехавшего. У инвалида было бритое продолговатое лицо, с коротким, точно срезанным подбородком, влажный подвижный рот с узкими, падающими книзу губами, и остро светящиеся глаза неуловимого сейчас цвета, точно они были из мелких отдельных переплетенных кусочков - мозаичны. Крупная горбинка на носу - как мушка на ружье - словно устанавливала |
|
|