"Михаил Эммануилович Козаков. Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы " - читать интересную книгу автора

Если потушить вот висящую у подъезда на железном прутике, как крупная,
не скатившаяся с ресницы слеза, электрическую лампочку, - поглотит зевом
своим темнота и весь большой двухэтажный дом с двумя вывесками Абрама
Нашатыря.
Но не падает в темь повисшая над дверью одинокая слеза, а за дверью,
прикорнув в плетеном кресле, ждет пассажиров старый Яков.
Сон оттопырил сморщившийся кармашек его губ с застрявшим на них
пятнышком папиросной бумажки от недавно выкуренной цигарки.
Коптит ночничок у пустующей вешалки, и недалеко где-то щекочут тишь
своим тонким коротким сверлом уютные сверчки.
Тишина.
Изредка колыхнет ее своими торопливыми шагами запоздавший прохожий;
прошмыгнет мимо подъезда хвостик быстро пропадающих чьих-то голосов; крикнет
кошка где-то во дворе, прощелкает в саду соловей - и опять тишина.
Старик словно не слушает и не слышит всего этого, потому что губы его
остаются неподвижными и пустыми, а глаза - спрятанными в морщинистую
наволочку век.
Он даже не пошевельнется и тогда, когда всю Херсонскую перечеркнет
вдруг протяжный крик приближающегося к вокзалу поезда, и вслед за тем упадет
на нее озорной, гулкий камень гудка: губы по-прежнему оттопырены, и стекает
на них по серому мотку чуть желтых у корней усов скрипученький,
тоненький храп.
Но вот далеко еще, в конце улицы, журчит уже по камню знакомый перекат
извозчичьих колес, - камень ночной мостовой начинает дышать, - и старик
вдруг подбирает кверху кармашек своих губ, обнажает глаза, быстро зажигает в
вестибюле электрический свет и - тогда только - неторопливо, несколько раз
подряд зевает.
Извозчики приближаются, конские подковы высекают о булыжник синие,
короткие искры, скрипит обтрепанный извозчичий кузов, - тогда Яков
раскрывает дверь и выходит на крыльцо.
Вот, так и есть: извозчик сворачивает с камня, чтобы остановиться через
минуту у освещенного подъезда гостиницы.
- Пожалуйте, господин. Свободный номер для вашего удовольствия, -
встречает старик пассажира.
Яков хочет подхватить, по привычке, вещи приехавшего, но он,
оказывается, приехал только с маленьким желтым саквояжиком.
Старик отходит в сторону и ждет, пока отпустят извозчика.
С пролетки быстро, но осторожно, соскакивает человек в черном
клеенчатом картузе, на костылях.
- Старик, бери мой саквояж!
Так же быстро, как и соскочил, он, выбрасывая далеко вперед
единственную ногу, прошел в вестибюль.
Яков следом за ним принес легонький саквояжик и с обычным - не
умиравшим в этом старом швейцаре гостиницы - любопытством посмотрел на
приехавшего.
У инвалида было бритое продолговатое лицо, с коротким, точно срезанным
подбородком, влажный подвижный рот с узкими, падающими книзу губами, и остро
светящиеся глаза неуловимого сейчас цвета, точно они были из мелких
отдельных переплетенных кусочков - мозаичны.
Крупная горбинка на носу - как мушка на ружье - словно устанавливала