"Михаил Эммануилович Козаков. Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы " - читать интересную книгу автора У старика нашли много разных книг, мелко исписанные тетради-дневники,
антикварные мелочи и - клетку с попугаем, на которой приколота была вырезанная лобзиком дощечка с надписью: "Домик Карла". Карл понравился Марфе Васильевне, и она уплатила за него требуемые казной деньги. Сначала он тосковал и сидел молчаливо, подвернув голову под крыло, в своем "домике" и посетители кафе мало обращали на него внимания. Но память у птицы - короче кошачьего зевка, и попугай скоро забыл старого настройщика роялей, научившего его человеческой речи, и дерзко и неожиданно всегда вбрасывал ее картавыми и горбатыми камешками в зыбь и гул разговоров посетителей кафе. Иногда попугаевы слова были непонятны собравшимся здесь людям, потому что Карл, неизвестно что вспомнив из учения прежнего хозяина, выкрикивал вдруг какую-нибудь фразу на чуждом булынчужанам языке, и если присутствовала случайно при том бывшая полковничья дочь и жена -Марфа Васильевна, она с улыбкой поясняла: - У!... Наш Карл заговорил по-французски... Но сама Марфа Васильевна так же не понимала этого языка, как и неискушенные в знаниях булынчужане. Она решила научить Карла чему-нибудь, что могло бы еще более оправдывать его пребывание в кафе, и вскоре попутай, получая кусочек сахара, орал два раза подряд на весь зал: - Привет дорогим гостям "Марфы"... Но успех попугая делили также и музыканты: булынчужане, кроме махорки и лесных складов, любили еще и музыку. И как только зажигали в "Марфе" электричество, скрипач Турба вынимал из запонкой у ручки, наклонял к скрипке - оттопыренным ухом вперед - узенькое и маленькое, как детская игрушка-колотушка, лицо и водил по ней, проверяя, налаженным смычком - заботливым хозяином четырех послушных струн. Это означало, что пианистка и Исаак Моисеевич "должны приготовиться": вместо неразговорчивого Турбы - говорил его смычок. Исаак Моисеевич тоже вынимал из чехла свою виолончель, садился, расставив широко ноги, справа от пианино, тоже крякал своим смычком, а Елена Ивановна открывала крышку пианино и проверяла, все ли ноты принесла с собой. Скрипач Турба - "старший" в этом маленьком оркестре: он устанавливает очередь в репертуаре, он играет вещи в зависимости от того, кто их будет слушать. Если за столиком много военных или парней с расстегнутым воротом и эмалевым значком на ситцевой рубахе, Турба, чтобы не сорвался голос, тихонько кивнет, подбросив на лоб черненькие скобки своих коротеньких игрушечных бровей: - Красного генерала... Ну! И зашагает по "Марфе" буденовская песня, и начнут присутствующие сначала тихонько, а потом все громче подпевать музыкантам, - выхлюпнется на Херсонскую - через раскрытые окна - легко подхваченная ею песенная удаль: остановятся у окон прохожие, чувствуют себя бодрей разгуливающие по улице проститутки и кокетливые булынчугские барышни, и веселей станет скучающему на посту молодому милиционеру... Но чаще всего играют в "Марфе" грустные песенки и танцы: и модный шимми, просочившийся в Булынчуг, и русские "Кирпичики" или "Шарабан" одинаково волнующе-печально исполняются маленьким оркестром скрипача Турбы. |
|
|