"Василий Павлович Козаченко. Яринка Калиновская (Повесть про войну)" - читать интересную книгу автора

Яринке.
Отец на то даже бровью не повел, а Яринка... Правду говоря, слова
Явдохи стрекотали где-то в стороне, как, скажем, ветрячок на крыше под
ветром, и, не доходя до сознания, немного мешали ей, отвлекая от чего-то
самого главного, что она хотела, силилась, но так и не могла додумать. ,
Сидела она, втянув голову в плечи, забившись в уголок между кроватью \и
маминым сундуком. Все еще не верила в то, что случилось, и в то же время
твердо знала, что ничего и никогда уже не вернешь и ничего-ничего хорошего
для нее на этом свете уже не осталось...
И вот в какое-то мгновение, когда голос Явдохи, наверное, зазвучал
громче, ударив ее по напряженным нервам, Яринка встряхнула головой и
остановила взгляд на отце. Словно впервые увидела резкие, печальные
морщины, осунувшееся, небритое лицо, ссутулившуюся, поникшую фигуру... И
вот именно тогда, когда острое чувство жалости к отцу горячим током
пронизало ее насквозь, он что-то - одним лишь словом - ответил Явдохе, и
на его осунувшееся лицо на миг, на молниеносный миг набежала... Нет, не
улыбка, скорее бледная и болезненная тень прежней улыбки!.. Но и этого
было довольно... Теперь уже не только трескотня, но и само энергичное,
остроносое лицо Явдохи стало ей мешать, раздражать, даже оскорблять своей
неуместной оживленностью. И Яринка неожиданно для самой сеоя резко, даже
гневно подумала: "Если он... если он осмелится когда-нибудь жениться
второй раз, тогда нет у меня отца. Возненавижу на всю жизнь!.."
Подумала и сразу будто оказалась где-то далеко-далеко и от отца, и от
той Явдохи, и от своей хаты, да и вообще от всего, что было до
позавчерашнего вечера дорогим, родным или особенно важным. Потому что...
"Но... что это я?.. И все это для меня совсем-совсем безразлично...
Пусть каждый делает как хочет! А я - не могу... Не хочу я больше жить на
этом свете..."
- Сколько же времени прошло с тех пор? Почти пять лет!.. Как будто не
так и много. Но вот уже осталась она одна-одинешенька на всем свете. Сидит
ночью за колючей проволокой пересыльного концлагеря в ободранном коровнике
на перетертой соломе среди незнакомых измученных людей и думает,
вспоминает. Спешить ей теперь - впервые, пожалуй, за два последних года -
некуда, точнее, нет возможности. Бежать, по крайней мере до утра, не
осмотревшись вокруг, не узнав, что и как, она тоже не собирается, уснуть -
не уснешь на этом холоде, хотя бы и захотела... Только и осталось
вспоминать и думать обо всем на свете - вволю, до малейших подробностей...
Этого уже никто не запретит ей, ибо никто не имеет на это ни власти, ни
силы...
Отец вторично не женился. А Яринка не умерла, хотя долго еще
чувствовала отвращение к жизни, какое-то тупое безразличие ко всему.
Сначала ей не хотелось возвращаться назад в Скальное. Не хотелось
оставлять отца и снова ходить в школу.
Все, почти буквально все, чем жила до этого, было ей безразлично. Стали
безразличны школа, товарищи, учителя и даже книги. В классе она сидела,
уставившись в одну точку, и видно было, что то, о чем говорилось на уроке,
до ее сознания не доходило. Во время переменок чаще всего так и сидела за
партой. Дома, как обычно, хлопотала по хозяйству. По привычке готовила для
себя и дедушки Нестора еду, топила лежанку, а потом садилась за уроки.
Раскрывала книжки, тетради да и сидела так целый зимний вечер, свернувшись