"Василий Павлович Козаченко. Яринка Калиновская (Повесть про войну)" - читать интересную книгу автора

чистым, прокипяченным полотенцем так, как ее учили на курсах
сестер-санитарок в Скальном. Только после этого отец ушел в Подлесное и
привел знакомого врача. (При всей молчаливости и замкнутости у него были
всюду в окружающих селах хорошие знакомые и друзья, многие из которых
никогда и ни в чем ему не отказывали.)
Белявому, курносому хлопцу с большими голубыми глазами посчастливилось
выжить. Потом выяснилось, что его зовут Дмитром. Еще позже (он не
поднимался с постели почти четыре месяца), в начале зимы, выяснилось, что
Дмитро так и останется калекой, так как разбитых в коленке костей, как он
потом шутил, "не хватало до полного комплекта". И уже совсем-совсем
позднее она узнала, что он не только талантливый профессиональный
художник, но и смелый, остроумный, веселый и немного наивный хлопец.
И не с этого ли, собственно, все и началось?..
Долгими осенними и зимними вечерами Дмитро интересно рассказывал им о
городах, где бывал, о художественном институте, который недавно закончил.
Разговаривал, спорил с Яринкой о книгах и, морщась от боли, пересиливая ту
боль, пытался преждевременно, без особой нужды подниматься с кровати, а
иногда во вред себе и поднимался.
Болезненно осознал, что с его навсегда искалеченной ногой в армии не
воевать, да и фронт, может, уже далековато. Осознал это с грустью, но
внешне сдержанно.
Убеждал своих спасителей не горевать, ведь наши неудачи на фронтах
временные, немецкие войска тут долго ни за что, ни при каких
обстоятельствах не удержатся, так как никогда еще и нигде надолго не
побеждала человеконенавистническая идеология. Побеждает только тот, кто
несет новые, передовые и, главное, гуманистические идеи.
О себе говорил:
- С н-ногами у меня не вышло, это пр-равда!.. Но v меня есть
р-р-руки... И они еще пригодятся. Даже здесь.
И кстати, - добавил он, улыбаясь и встряхивая чубом, - есть еще у меня,
кажется, и голова!..
Едва поправившись, горячо попросил Яринку, собственно, потребовал,
чтобы она связала его с кем-нибудь надежным из местной молодежи, с
комсомольцами, с кемнибудь, о ком она знает или догадывается, что он может
действовать против фашистов.
Но с кем она могла его, калеку, связывать, к кому вести? К тому же
первые месяцы она сама ждала...
А к ним в лес из Подлесного изредка наведывался один новоиспеченный
полицай, бывший счетовод из обувной артели Демид Каганец. Наведывался он
словно от нечего делать, "по пути", но из его неумелых расспросов и
намеков нетрудно было догадаться об его истинных намерениях. Интересовался
Каганец, и не без воли какогото высшего начальства, постояльцем
Калиновских и состоянием его здоровья.
Еще Дмитро требовал (и требовал настойчиво, даже упорно) бумаги и
карандашей. И сколько бы ни доставала Яринка, ему все было мало. Она так и
не могла полностью удовлетворить его желание.
Дмитро оказался настоящим и, как ей казалось, блестящим художником с
золотыми, что даются одному из тысячи, а может, и сотни тысяч, руками. Он
рисовал отца, бабушку Агафью, их хату, осокори, колодец с долбленым
корытом и журавлем, длинный, похожий на гигантский курень, сарай,