"Дидье ван Ковеларт. Вне себя" - читать интересную книгу автора

нет.
Я серьезно киваю. Мне нравится такая жизнь - конкретная, плотная,
замкнутая; смесь мелких житейских драм и повседневного напряжения сил, без
перспектив и лживых посулов. Жизнь от одной учебной четверти до другой и от
получки до получки, одиночество в толпе, километры в замкнутом пространстве
и ожидание в аэропортах, пассажиры и порожние ездки. Выкроенные из рабочего
графика часы для детей, безысходное самопожертвование, обреченность.
Пришла дочь. Семнадцать лет, долговязая, красивая, без комплексов,
отсутствующий вид, но взгляд хороший, открытый. Равнодушная, вежливая. Зовут
Морганой. От нее пахнет аммиаком, перманентом, синтетической сиренью.
Ученица в парикмахерской. Прислонившись к холодильнику, она выпивает стакан
яблочного сока, бросает нам "Чао" и удаляется в свою комнату слушать техно.
Подперев рукой щеку, Мюриэль смотрит, как я ем.
- Вот такая у меня жизнь, - сдержанно комментирует она. - Я их обожаю,
а ты меня поразил. Со вчерашнего дня я все думаю, как бы повела себя, если
бы пришла однажды домой, а там вместо меня - другая.
- Всегда можно доказать, что ты - это ты, Мюриэль.
- Я пожелаю ей успеха и сделаю ноги, так-то вот!
Она прыскает со смеху, кусает губы, сплевывает, чтобы не сглазить,
морщась, допивает чай.
- Жизнь такая, что дух перевести некогда. Наверно, так даже лучше.
"Чинзано" будешь?
Мы отставляем чашки, и полдник переходит в аперитив. Она рассказывает
мне о своем детстве, о замужестве, о разводе. Ничего особенного, все вполне
банально, но то, с каким остервенением она бьется, чтобы справиться самой,
ни на кого не полагаясь, лишь бы детям не досталось того, что выпало ей, -
бесполезный бой с ветряными мельницами, - возвышает житейские дрязги до
уровня греческой трагедии.
Время идет, и сынишка заглядывает на кухню поинтересоваться, скоро ли
ужин. Мюриэль отвечает, чтобы взял что-нибудь сам: у мамы сегодня выходной.
Я предлагаю повести их в ресторан. На меня смотрят как на марсианина.
Появляется Моргана, зажав плечом телефонную трубку, сообщает нам, что будет
сегодня ночевать у Виржини. Мать протягивает руку, дочь передает ей телефон
и со вздохом удаляется. Мюриэль проверяет алиби, вешает трубку, пожав
плечами, делится со мной: все равно девочка уже полгода принимает
противозачаточные таблетки, а что не выспится перед работой, так она эту
работу все равно терпеть не может.
- Выбери что-нибудь в морозилке, - говорит она сыну, допивая третью
порцию "Чинзано".
Я спрашиваю ее, какой голос был у Родни по телефону.
- Обыкновенный. Знаешь, он к тебе очень хорошо относится. Раз двадцать
переспросил, как ты там, держишься ли и как поступишь с женой...
- Ты дозвонилась ему по мобильному?
- По тому номеру, что остался в памяти. Так как ты поступишь с женой? С
людьми, которые устроили тебе эту подлянку?
- Не знаю.
- Но все-таки...
Фраза недоговоренной падает в стакан. Мюриэль уже немного пьяна,
эйфория пошла на убыль, моя история отодвинута на второй план, снова
засасывает повседневность, из которой ей больше не выбраться, когда все