"Дидье ван Ковеларт. Вне себя" - читать интересную книгу автора

ломки, раздвоенности, распада... Нечто подобное могло бы ощущать дерево,
роняющее листья, цветок, рассыпающий пыльцу... Такого со мной никогда не
было. Я из тех, кто выстраивает всю свою жизнь на одной ноте, - моей была
ярость, рожденная унижениями детства. Чувство обиды и отринутости с годами
преобразилось в гордыню: я не такой, как все, я один на свете и могу
рассчитывать только на себя. Я всегда был собран, последователен, неуязвим.
Откуда же это ощущение, будто я отсекаю часть себя с каждым воспоминанием,
записанным на бумаге? Наверно, тоже побочный эффект комы - сколько же их?
Но была еще одна, гораздо более странная вещь: наслоение. Когда я писал
дату и место своей женитьбы, другая, невесть откуда взявшаяся картинка
наложилась на ту сцену, размыв антураж гринвичского "Кантри-клуба". Я и Лиз
на Манхэттене, точно на углу 42-й улицы и Шестой авеню, там, где гигантский
экран напрямую транслирует сумму государственного долга и его долю,
приходящуюся на каждую американскую семью. Я обнимаю Лиз, но при этом вижу
себя сзади и сверху - так же было, когда я парил над собственным телом в
коме. А над нами бегут электронные цифры, они становятся все ярче, все
четче: шестьдесят два миллиарда четыреста семьдесят миллионов семьсот
тридцать две тысячи восемьсот пятнадцать...
- Вы действительно хотите, чтобы я проверил по всем пунктам? Мне
кажется, подтверждения в вашем университете было бы более чем достаточно...
Это лысый детектив вернулся в кабинет и кладет передо мной на стол
ксерокопию моей жизни.
- Да, по всем пунктам. Обязательно по всем. Чтобы было доказано, что
это мое детство, моя карьера, моя жена! Тот человек присвоил мою жизнь - всю
целиком, и я хочу изобличить его по каждому пункту!
Он услужливо кивает. Надо же, как быстро перестаешь быть никем, стоит
только поманить кого-то возможностью поживы.
- Мне надо позвонить. В Париж.
- Пожалуйста. Оставить вас одного?
- Это ни к чему.
Он протягивает мне трубку, а сам выдвигает ящичек картотеки. Я звоню
Мюриэль, сообщаю ей, что у меня все в порядке и что доктор Фарж приглашает
нас сегодня вечером к себе в Рамбуйе. После трехсекундной паузы она
отвечает, что рада за меня, но поехать не сможет, ей надо засадить сына за
уроки, а поужинать у них я могу в любой другой вечер. Голос у нее какой-то
слишком нейтральный, бесцветный. Ни с того ни с сего она спрашивает, уверен
ли я, что мне лучше. Сдерживая подступающее раздражение, я отвечаю, что
очень скоро она получит однозначное подтверждение моей личности.
- Завтра, к полудню, - уточняет детектив.
Я смотрю на него: вот это да! Он напоминает, что время - деньги, как
его, так и мои.
- Сразу по получении мейла мой корреспондент ответил, что один его
сотрудник отправился в Йельский университет, а другой в Гринвич. Если
хотите, я напишу, чтобы он послал еще двоих - в Орландо и Бруклин. Не
двигайтесь.
Он щелкает цифровым фотоаппаратом, показывает мне снимок на экране
компьютера. В трубке я слышу мужской голос, называющий Мюриэль адрес. Я
прощаюсь с ней, вешаю трубку и спрашиваю детектива, долго ли его не было в
кабинете.
- Минуты четыре, наверное, может, пять... Я постарался сделать все как