"Дидье Ковелер. Путь в один конец (Роман)" - читать интересную книгу автора

Когда прозвучал музыкальный сигнал и погасли надписи, призывающие
застегнуть ремни, снова появилась стюардесса, придерживая за веревочку
накинутый на шею спущенный спасательный круг. Жан-Пьер Шнейдер откинул
столик. Я не решился сказать ему, что это запрещено и что стюардесса бу-
дет ругаться. В конце концов, гуманитарный атташе фигура поважнее, чем
какая-то стюардесса. Он раскрыл мое досье и молча углубился в него. А я,
чтобы не мешать ему, закрыл глаза, как будто сплю.
Когда я проснулся, мы летели в облаках, голос пилота объявил, что в
Рабате ясно. Я взглянул на атташе: он покончил с моим досье и теперь
крупным, решительным почерком писал письмо. Начиналось оно с обращения
"Клементина". Имя необыкновенно красивое, но я оставил это замечание при
себе - нехорошо соваться в чужие дела. Однако, поскольку он писал и за-
черкивал, я позволил себе полюбопытствовать. Все равно он это выкинет,
так что ничего страшного. Прочел я следующее:
"Клементина, я знаю, что ты (дальше зачеркнуто) и все же что-то во
мне (опять зачеркнуто) и твой голос (зачеркнуто) оставь мне возможность
(зачеркнуто) сказать тебе (зачеркнуто)".
Атташе поймал мой взгляд и быстро спрятал листок:
- Ну-ну, не стесняйтесь!
- Извините, - сказал я. - Я не читал, а просто смотрел.
- Смотрите лучше в окно!
Я уткнулся в иллюминатор и стал созерцать небо, но по звуку опреде-
лил, что он рвет листок и поднимает столик. Глядя на облака, я пытался
представить лицо этой его Клементины.
- Простите, Азиз, - сказал атташе. - Я сорвался.
Я промолчал, а он чуть погодя прибавил:
- Я развожусь с женой. Неприятно говорить об этом.
Ладно, не важно, сказал я, то есть, конечно, очень важно, но я пони-
маю, это дело личное. В утешение ему я хотел было рассказать про свою
неудавшуюся помолвку, но не стал: он из другой среды, и наверняка его
проблемы не имели с моими ничего общего.
- Ее зовут Клементина, - со вздохом сказал атташе.
Я изобразил удивление и восхитился: красивое имя, и ведь есть такие
фрукты, клементины, они как раз растут в Марокко. В этом я был не совсем
уверен, но надо же было что-нибудь сказать. Он вдруг ударил кулаком по
подлокотнику между нашими сиденьями, да так сильно, что из него выскочи-
ла пепельница и выплюнула мне на колени окурок. Как раз в это время мимо
проходила сердитая стюардесса, я пояснил ей, что не курю: это просто из
пепельницы вылетело.
- Не понимаю, просто не понимаю, что произошло и как вообще такое
могло случиться! - бедный атташе воздел руки, вопрошая переднее кресло.
Должно быть, он имел в виду свои отношения с Клементиной. А я поду-
мал, что все происходит само собой и ничего нельзя поделать. Вот, напри-
мер, я: позавчера радостно садился за стол, накрытый по случаю моего об-
ручения, а сегодня, неповинно-уличенный, наглядно-выдворенный, лечу на
фальшивую родину в сопровождении человека, не понимающего, почему его
разлюбила жена. Нас свел друг с другом случай, однако мы были так похо-
жи. Что-то в этом проглядывало утешительное.
Сидящая в ряду напротив пассажирка обнажила левую грудь, готовясь на-
кормить младенца, и я остро ощутил тоску по Лиле. Лила была самой краси-