"Дидье Ковелер. Путь в один конец (Роман)" - читать интересную книгу автора

костюм от Эштера, брюки с отворотами, по моде, и классическая рубашка в
полоску с галстуком натурального шелка от Пьера Кардена, - но объяснить,
что меня забрали в день помолвки, я не успел, меня сразу повели на раз-
бирательство. И тут меня ждал сюрприз.
В кабинете комиссара я увидел Плас-Вандома, ювелира из Панье, у кото-
рого купил кольцо для Лилы, потому что подарок для невесты порядочные
люди не крадут, - так вот этот самый ювелир сидел в кресле, сложив ручки
на брюхе. Я выбирал престижную фирму, а когда на красном кожаном футляре
белыми буквами вытеснено "Плас-Вандом, Париж", - это солидно. "Садись!,
- приказывает мне комиссар. - То есть садитесь". Видно, префект наказал
ему, чтобы все было без сучка, без задоринки. Я сел. И тут Плас-Вандом
меня как обухом по голове огрел: я, говорит, ограбил его лавку. Комиссар
спросил, узнаю ли я футляр. Еще бы не узнать - они его нашли у меня в
кармане, когда обыскивали в кафе, я ведь не такой чурбан, чтобы дарить
невесте кольцо, едва успели сесть за стол. Но я за него заплатил, выло-
жил восемь с лишним тысяч, честь по чести! А Плас-Вандом уперся: цена
верная, но кольцо я у него, видите ли, украл.
Комиссар спросил, есть ли у меня чек. Я пожал плечами - не стану же я
дарить кольцо, завернутое в чек, что я, приличий не знаю! Он предупре-
дил, что все, что я скажу, может быть использовано против меня, и я сна-
чала чуть не засмеялся - вот и будь после этого честным! - а потом чуть
не заплакал, когда вспомнил, что чек-то я и не спросил, забыл - не так
часто что-нибудь покупаю.
- Cпросите, - говорю, - у Плас-Вандома, чек у него.
Хотя сам понимал: сказать такое - все равно что ничего не сказать.
Плас-Вандом вздохнул, покачал головой и воздел глаза к потолку. Тут я
вскочил и чуть ему не врезал, но меня удержали и усадили, разорвав по-
путно фирменный рукав, так что больше уж я не рыпался, спросил только,
когда вернется из отпуска Пиньоль, да и это было не очень удачно, они
только обозлились на меня, снова засунули в обезьянник, и там, в компа-
нии торчков, я разрыдался, как девочка, потому что такая несправедли-
вость случалась со мной первый раз в жизни.
Потом я подумал про атлас: он остался у меня в фургончике, который
даже не закрывается; если у меня его украдут, это будет еще хуже, чем
потеря Лилы; ее я любил просто так, потому что мы вместе выросли, атлас
же - бескорыстный подарок человека, который делился со мной знаниями, а
это самое главное на свете, это мои корни, моя связь с миром, и вот те-
перь у меня все отнимут, а галстук отнимать не стали, чтоб я сам убедил-
ся, какой я трус: вешаться не пожелал, зачем-то еще хотел жить.
День прошел, как будто перелистнулась страничка, притом пустая стра-
ничка. Обо мне все забыли, все, что у меня было, подошло к концу - хотя
и была-то самая малость. Впрочем, жаловаться не на что: девятнадцать лет
прожил и никому ничего плохого не сделал, не считая Плас-Вандома, кото-
рому свернул-таки шею, представив, что вилка - это его голова. Поэтому
варево, которое мне принесли, пришлось есть пальцами, так я отметил свою
помолвку, ну и ладно, пусть себе Лила станет шлюхой, пусть продается по
пять франков за кило живого веса, я так любил ее, так долго и так силь-
но, любил только ее одну, жизнь была так прекрасна, когда мы с Лилой ку-
пались в море в Ньолоне, и лучше бы старый Вазиль оставил меня гореть в
моем "аметисте" на фриунском повороте.