"Анатолий Костишин. Зона вечной мерзлоты " - читать интересную книгу автора

галюники пошли от перепроверки наших чудненьких тетрадей.
- Главное, будь с собой искренним, и у тебя все получится, - продолжала
назойливо капать на мозги Матильда.
Святая наивность, как будто она не понимает, что легче всего быть
искренним с посторонним, чужим, а вот самим с собой - это проблема, потому
что ты должен себя обнажить, оголить, как нерв, а это неприятная, поверьте
мне, процедура. Быть искренним с собой - это ни капли не приврать, не
присочинить, не приукрасить.
Я Матильде откровенно сказал, что из меня писатель, как из нее Майя
Плисецкая, потому что Матильда хромая на одну ногу, как и я, отсюда и мое
погоняло - Сильвер. Хромота нас с Матильдой невидимо роднила.
- Моя жизнь - не книга, которую всем надо знать и читать, - доказывал я
учительнице.
Матильда смерила меня долгим пронзительным взглядом, я заставил себя
выдержать его.
- Жизнь - это тоже история, - твердо с убеждением сказала она. - Напиши
ее хотя бы ради своего друга.
Это был запрещенный удар, ниже пояса. Все что касается Комара и меня -
это только наше, ни с кем делиться пережитым я не собирался. Его жизнь во
многом так и осталась для меня загадкой, да и для чего мне было ее
разгадывать. Странно, порой кажется, что самое страшное уже позади, и вдруг
прошлое возникает, как огромная волна. Ты пытаешься убежать, но не можешь.
Ты борешься, но твои крики никто не слышит, и происходит нечто странное - ты
перестаешь бороться. Твои крики растворяются, и ты забываешь, что тонешь.
Воспоминания прошлого терзали меня, накатывая и отступая, как зубная боль
или ноющая рана.
Это была внезапная, безоглядная дружба, в которую кроме нас, никто не
верил. В ней искали грязные подтексты, да и мы сами порой не верили, что
между нами может разгореться то светлое чувство мальчишеской дружбы,
согревшее наши замороженные сердца. Жизненные обстоятельства столкнули нас
лбами, и высекли искру взаимопонимания, и мы потянулись друг к дружке, как
слепые котята, понимая, что только вместе сможем противостоять тому большому
миру, в котором вынуждены были жить. До Комара я думал, что можно прожить
без дружбы, после него, я понял: дружба - это прекрасно, настолько
прекрасно, что все остальное не имеет значение.
Матильда ждала моей реакции, в выражении ее глаз, в голосе была такая
мягкость, что я не смог ответить ей резкостью. И я понял, что попытаюсь
написать книгу. Ради Комара, пацанов из Клюшки, ради Кузи, Железной Марго,
Большого Лелика, в конце концов, ради той же самой взбалмошенной
Матильдушки. Она этого заслуживает уже за то, что всю жизнь проработала кучу
лет в Бастилии простым учителем русского языка и литературы, и сумела
пробиться в мою душу, хотя та и была закрыта для всех на амбарный замок,
ключи от которого, как мне казалось, я специально выбросил на клюшкинскую
помойку, чтобы никто не нашел. Матильда единственная сумела подобрать свой
ключик.
- Человек должен не только построить дом, завести детей, посадить
дерево, но еще должен написать и книгу. Я в этом глубоко уверенна.
- Я никогда не писал книг, - растерянно произнес я.
- У всего есть свое начало, - грустно взглянула на меня Матильда. -
Главное начать, - подбодрила она меня.