"Анатолий Костишин. Зона вечной мерзлоты " - читать интересную книгу автора

сих пор не понимаю), принес Матильдушке часть своих мемуаров. Имею такую
паршивую привычку, от которой никак не могу избавиться - веду втихаря
дневничок. Я Комару как-то дал почитать свой душевный стриптиз, он два дня
умирал от геморроидальных колик. Я еще не такие знаю слова. В той, прошлой
жизни я был прилежным, тихим пай-мальчиком, тянущийся своими дистрофическими
ручонками к свету знаний. И на Клюшке я не особо расслаблялся, даже
областную олимпиаду по истории выиграл. Меня после этого сильно заценил
Большой Лелик: мол, Клюшка утерла нос всем городским. Я, помню, тогда сильно
возгордился собой, еще бы! У кого угодно от такой победы крышу снесло бы. Не
буду описывать, что было потом, потому что это не главное в моем
повествовании.
На следующий день Матильдушка после уроков оставила меня в классе. В
колонии имелась средняя школа, в которой преподавал поголовный старушатник,
покрытый молью. Матильда была Акеллой этого зарешеченного педагогического
заповедника, и пацаны в Бастилии именно ее больше всего побаивались. У меня
Матильда ассоциировалась с предпоследним дыханием батарейки старости, ей уже
было глубоко за шестьдесят.
- Недурственно, очень даже недурственно, - произнесла она, пронзительно
изучая меня через свои четыре глаза, как неведомую зверушку, то бишь
Чебурашку. - Чувствуется, тебе пришлось несладко, - многозначительно
заключила она.
Я молчал, как партизан на допросе в гестапо: мол, умру за Родину-мать,
но военной тайны не выдам - такой вот гибрид Мальчиша-Кибальчиша.
Неожиданно Матильдушка взяла меня за плечи и повернула к себе, сверля
мое остроскулое изможденное лицо своими серыми глазами.
- Божья искра, Сафронов, в тебе определенно есть, - продолжала она уже
наставительно. - Ее только надо хорошо раздуть. Все зависит только от
тебя, - Матильдушка оседлала свой любимый конек - нравоучение. - Напиши
правдивую книгу о себе, у тебя получится, - заверила она уверенно. - Ты ее
сможешь написать, - закончила Матильда.
- Вы так думаете? - безучастно произнес я.
В присутствии Матильды невозможно было говорить без дураков. Она минуты
полторы сверлила меня своими черепашьими очками и, наконец, выдавила из
себя:
- Ты прошел через такое... - начала она.
- Ну да, - криво ухмыльнулся я. - Осмелился жить без родительского
надсмотра, и меня за это жизнь - хрясь и по башке, - бесстыдно иронизировал
я.
Учительница сама того, не желая, наступила на больную мозоль.
- За свободу, молодой человек, платят самую высокую цену, - с
горячностью воскликнула Матильда и ее бледные щеки стали румянится. -
Юноша, - назидательно произнесла Матильда, - ты сам выбрал себе такую дорогу
и не гневи судьбу, скажи ей спасибо, что живой. Обязательно напиши книгу и
не тяни со временем.
Я обеспокоено взглянул на Матильду. Может, у нее температура поднялась
или давление прыгнуло. Нет, вроде бы все нормально. Она продолжала давить на
мозги, доказывая, как моя книга могла быть полезна обществу. Господи, какая
книга?! Сами посудите, мне семнадцать лет, мне еще год париться в Бастилии,
а тут Матильда, которую я, как ни странно, уважаю и чту, говорит мне,
пацану, напиши книгу о себе хорошем. Нет, это явно у нее крышу сорвало, или