"Н.И.Костомаров. Автобиография " - читать интересную книгу автора

миролюбивой церкви Христовой. Это показалось архиерею несправедливым: о папе
можно так говорить, но о патриархе не следует. В другом месте его неприятно
задело то, что я напомнил о безнравственности духовенства в Западной Руси
пред унией, о тяжелых поборах, которые брал с русских константинопольский
патриарх; наконец, не понравилось ему и то, что я выразился, что уния
принесла отрицательную пользу православию именно потому, что возбудила
против себя оппозицию, которая произвела Петра Могилу и всю его
преобразовательную реформу. Я начал доказывать историческую справедливость
моих мнений, а Валицкий спросил Иннокентия, как понимать его возражения - в
цензурном или же только в ученом смысле. Иннокентий сказал, что единственно
в ученом, а никак не в цензурном. Тогда, отвечал Валицкий, дефенденту
предоставляется защищать свои положения на кафедре во время защиты. Тем и
кончилось первое свидание. Иннокентий, увидевши меня потом в церкви,
пригласил меня к себе и начал толковать снова, советуя мне после защищения
диссертации ехать в Петербург и посвятить свои труды на более дельную и
ученую разработку вопроса об унии. Я сказал, что намерен заниматься другим,
но с той поры стал бывать у архиерея, который вообще был человек
разносторонне образованный и очень приятный в беседе, не говоря уже о его
проповеднической деятельности, которая с его приезда вдруг оживила Харьков.
Толпы публики всякого звания и воспитания стекались в церковь к его
служению, и я также не упускал случая слушать его проповеди, произносимые с
признаками большого таланта.
Между тем наступал день защищения моей диссертации. Накануне этого дня
является прибитое к стенам университета объявление, в котором говорится, что
по непредвиденным обстоятельствам защищение диссертации Костомарова
отлагается на неопределенное время. Декан факультета на мой вопрос об этом
сообщил мне, будто Иннокентий написал какую-то бумагу помощнику попечителя,
в которой предлагает остановить мое защищение до сношения с министром. Так
как тогдашний попечитель граф Головкин был очень стар и не занимался делами,
то все управление делами округа находилось в руках его помощника князя
Цертелева. Я отправился к нему и узнал, что действительно Иннокентий сделал
такое заявление. Я обратился к Иннокентию. Архиерей сказал мне, что он не
имеет против меня ничего в цензурном отношении, а только готовится
оспаривать меня ученым образом. Я видел в словах архиерея скрытность. Прошло
между тем более месяца; меня известили, что министр народного просвещения,
которым был тогда граф Сергей Семенович Уваров*, прислал написанный
профессором Устряловым** разбор моей диссертации и вместе с тем предписал
уничтожить все экземпляры, которые были напечатаны, а мне дозволить писать
иную диссертацию. Так как кроме профессоров и коротких знакомых я не успел
ее пустить в публичную продажу, то мне поручили самому объездить всех тех, у
кого находилась или могла найтись моя диссертация, отобрать все экземпляры и
представить в совет университета для сожжения. Все это я сделал; но большая
часть профессоров, к которым я ездил, отговорились неимением у себя
экземпляров под разными предлогами, и вместо ста экземпляров, которые были
розданы, мне удалось возвратить в правление менее двадцати. Все возвращенные
были преданы огню. Я был в полной уверенности, что все это дело Иннокентия,
и в такой уверенности оставался очень долго; в Петербурге же в шестидесятых
годах мне говорили занимавшиеся архивными делами в министерстве Уварова, что
не Иннокентий был причиною сожжения моей диссертации, а один из харьковских
профессоров, пославший на меня извет министру. Однако из биографии